Величие души и благородство сердца

 

Тема Великой Отечественной войны всегда вызывала огромный интерес со стороны исследователей. Особенно это проявлялось в юбилейные годы Победы. Челябинские архивисты, хранящие первоисточники документов, рассказывающих о войне, конечно, одними из первых старались донести правдивую историю о том времени до широкого круга людей. Готовились публикации в газетах, журналах, составлялись сборники документов, где были представлены и рассказы очевидцев, и воспоминания участников тех или иных событий. В конце 1960-х годов, в преддверии 25-летия победы в Великой Отечественной войне сотрудники Партийного архива Челябинской области начали готовить книгу о трудовом подвиге южноуральцев во время войны «Великий подвиг труда». Тогдашний директор архива Виктор Иванович Деревянин, участник Гражданской и Великой Отечественной войн, причем на каждую из них он ушел добровольцем, прекрасно понимал, какое значение имеют для поколения победителей память об их военном прошлом, а с другой стороны, думал и о воспитании молодежи на трудовой и боевой героике Великой Отечественной войны. К 25-й годовщине победы В. И. Деревянин вместе с сотрудниками Партийного архива решили подготовить сборник, в который вошли бы воспоминания участников трудового фронта. Архивисты обратились к известным челябинцам с просьбой написать свои истории о войне. 

В Объединенном государственном архиве Челябинской области хранится несколько томов подготовительных материалов этого сборника. В них есть воспоминания секретаря обкома партии Н. С. Патоличева, знаменитого бригадира завода № 200 Е. П. Агаркова, писателя и журналиста Н. Д. Смелянского и других. Среди военных тыловых историй особенно выделяется своей задушевностью, личностным отношением воспоминание о самом тяжелом времени войны Марии Дмитриевны Ковригиной[1]. Это не просто воспоминания, в них выражена боль сердца женщины, врача, руководителя, на которую возлагалась персональная ответственность за прием и устройство эвакуированного населения, особенно детей. В истории Марии Ковригиной воссоздана картина подлинного героизма простых южноуральцев, давших эвакуированным ребятишкам из блокадного Ленинграда, из оккупированных фашистами районов страны кров, тепло и любовь.

Публикация подготовлена ведущим археографом ОГАЧО Е. Б. Рохацевич

 

Воспоминания Ковригиной Марии Дмитриевны[2]

Величие души и благородство сердца

Великая Отечественная война застала меня в Челябинске, в центре Южного Урала. Я тогда работала в областном комитете партии, заведовала сектором кадров народного образования и здравоохранения и в утренние часы лечила больных в первом отделении городской больницы.

Первым, вполне естественным желание было идти на фронт. Я врач, а врачи на войне –  люди очень нужные. С этой просьбой я и обратилась к первому секретарю областного комитета партии товарищу Г. Д. Сапрыкину. Ответ был строг и до предела лаконичен: «Когда надо будет, тогда и пошлем». Не прошло и двух недель, как товарищ Сапрыкин Г. Д. вызвал меня и объявил: «Завтра вы пойдете на работу не в обком, а в облисполком». Оказывается, уже состоялось решение бюро обкома партии о направлении меня на работу в областной Совет депутатов трудящихся заместителем председателя по вопросам здравоохранения, образования, социального обеспечения и культуры.

Решением бюро обкома на меня возлагалась также персональная ответственность за прием и устройство населения, эвакуированного из районов, занятых врагом и прифронтовых районов. «Это самое главное, за это вы в ответе перед партией и народом», – сказал на прощание секретарь обкома. Получилось так, что, очевидно, ни у кого не было времени на предварительные переговоры со мной, никто не спросил: смогу ли я справиться с таким большим и ответственным делом, хватит ли у меня сил, знаний и опыта?!

Что делать? Ну, надо, так надо!

И вот 3 июля 1941 года началась моя работа на новом месте в областном Совете.

Сейчас, спустя 26 лет, перелистывая страницы своей памяти в обратном направлении, я наиболее отчетливо вспоминаю необыкновенно холодную, лютую зиму 1941-1942 гг. Ночь. 4 часа. Челябинский вокзал. Трескучий мороз. Под ногами звенит застывший перрон. На втором пути стоит длинный темный, с тщательно зашторенными окнами поезд. Он привез ленинградских ребят. Идем по вагонам, до отказа забитыми детьми. Они лежат по двое на каждой полке. Но они почему-то не спят и не по-детски серьезно и, мне кажется, очень строго смотрят на нас, незнакомых людей.

В вагонах удивительно тихо. А когда в одном месте собрано много детей и они молчат – это уже противоестественно, и тебе становится страшно! Все вокруг: и эта напряженная тишина, и эти строгие глаза детей – все, все кричит, все вопиет о большой беде, о тех черных тучах, что нависли над нашей Родиной!

Днем и ночью приходят все новые и новые эшелоны с эвакуированными детьми, женщинами, стариками. Непрерывным потоком течет людская река. Из опаленных войной сел и городов прибывают люди, сорванные с родных, насиженных мест, где веками жили их отцы, деды и прадеды. Прибывают люди, потерявшие все, что ими было нажито ценою большого нелегкого труда. Потери многих невосполнимы. Они лишились самого дорогого – своих родных: кто потерял мужа, кто отца, кто мать, а кто детей. И всех их надо накормить, одеть, обуть, дать место в нашем доме, под нашей крышей. Но и это не все. Надо было еще подбодрить их, помочь хотя бы немного обрести душевный покой, залечить раны сердца, самые тяжкие из всех ран.

За первый же год войны наша область (в то время в ее состав входила и нынешняя Курганская область – моя родина) приняла более 35 тысяч эвакуированных детей. Это только те, кто прибыл с детскими учреждениями: интернатами, детскими яслями и садами, детскими домами, домами ребенка и детскими санаториями. А сколько же детей приехали в область с мамами, бабушками и дедушками, со знакомыми и совсем незнакомыми людьми? Им нет числа!

Где взять помещения, чтобы разместить прибывших детей? Были заняты школы, санатории, даже больницы. Немалую часть прибывших детских учреждений пришлось размещать в домах колхозников.

Партийные и советские органы Шадринского района явились инициаторами нового, замечательного патриотического почина. Они организовали шефство колхозов и предприятий над эвакуированными детскими учреждениями. Кстати надо сказать, что это патриотическое движение нашло широкий отклик у советских людей и охватило всю страну. От своих шефов – колхозов – дети получали дополнительно мясо, молоко, картошку и другие продукты. Коллективы рабочих промышленных предприятий из обрезков материалов в свободные от работы часы шили детскую одежду и обувь. Рабочие райпромкомбинатов делали для малышей необходимую мебель.

В это самое трудное для страны время, когда в каждой семье, наряду с общим горем, было и свое собственное горе, в полной мере раскрылись вся красота, все богатство прекрасной души моих земляков – южноуральцев. Не по приказам и циркулярам, а по велению собственного сердца шли они к эвакуированным детям. И каждый чем-нибудь старался помочь этим маленьким переселенцам: кто приносил валенки, кто – шапку, кто – пальтишко, кто – игрушки.

А наши женщины, по горло занятые своим и тяжелым мужским трудом, и домом, и семьей, находили время, чтобы навестить эвакуированных детей. И приходили они не с пустыми руками: крынка молока, яйцо, часто отнятые у собственных детей, ведро картошки – вот их в то время самые драгоценные подарки.

Иногда приходилось слышать, что уральцы и сибиряки – люди очень суровые, неласковые, нелюдимые. Это трижды неправда! За суровой внешностью у сибиряков и уральцев скрывается большое сердце, сердце самое нежное, самое ласковое, самое отзывчивое, самое надежное. Я говорю об этом не ради красного словца, красивой фразы. Я знаю это наверняка. Ибо за свою жизнь мне довелось видеть много, очень много людей, живущих на разных широтах, в различных странах.

Маленькие переселенцы нуждались не только в сытом обеде, в одежде и обуви. Им нужна была еще теплота родительских рук. Нужно было окружить малышей настоящей материнской заботой, лаской, помочь им перенести разлуку с родными, а многим из них помочь перенести гибель отцов и матерей. И вот из глубины людского сердца поднялось новое патриотическое движение: эвакуированных детей стали брать в свои семьи рабочие, крестьяне и служащие. Я не могу сказать, сколько же было взято детей в семьи на патронат – на время, пока не разыщутся их родители или родственники. Не могу назвать и число усыновленных детей. Я просто не знаю этой статистики. Но я хорошо помню огромный поток писем и заявлений, которые шли ко мне как к председателю областной комиссии по устройству детей, оставшихся без родителей.

Вот письмо Т. Н. Юдиной, жены рабочего Каслинского завода: «Добрый день, товарищ заведующий. Я к вам обращаюсь с большой просьбой. Я – жена рабочего завода из поселка Касли. У меня к вам просьба, в которой прошу не отказать. Просьба такова: мне и мужу хочется взять на воспитание ребенка из детского дома, но, к сожалению, в Каслинском детском доме нет, т.е. есть, но у кого есть матери или отцы, совершенно сирот нет. Но нам нужно совершенно сироту, только девочку, в возрасте от 2 до 3 лет. Я хочу помочь нашей дорогой Родине воспитывать ребенка. Это тоже будет польза дорогой Родине…».

Мне кажется, что в то время, когда писала это очень простое бесхитростное письмо Т. Н. Юдина, она и не думала о том, что совершает большой патриотический подвиг – выражает любовь, преданность к отечеству, своему народу.

Я хорошо помню замечательный поступок 19-летней девушки Тоси Крыловой. Тося работала бухгалтером на станции Челябинск. Еще тогда, когда приходили первые эшелоны с эвакуированными детьми, Тося твердо решила взять на воспитание ребенка. Она выбрала самого хилого, самого маленького мальчика – Вову. Недоумевающим родным и знакомым Тося отвечала: «Хороших-то все любят, а таких кто полюбит?». Спустя полгода я была у Тоси дома. В маленьком уютном домике на окраине Челябинска царила большая радость. Старания, уход, любовь и ласка совершенно изменили Вовку. Он как бы расцвел и удивительно похорошел. Это был совершенно здоровый, веселый мальчик.

Мне даже сейчас припомнился тот шутливый спор, который затеяли между собой мама и бабушка. Когда Вовка вырастет, выучится и начнет работать, то кому он принесет свой первый заработок: маме или бабушке? Каждая с большой убедительностью оспаривала свое право на эту первую получку. В конце концов мы решили, что Вовка первую получку обязательно разделит поровну между мамой и бабушкой. Мой визит затянулся. Не хотелось уходить от этих добрых, сердечных людей. Мы о многом переговорили в тот вечер. Перед уходом я спросила Тоню: «Вот встретится на твоем пути интересный парень, полюбите друг друга, поженитесь, а вдруг он не будет любить Вовку, что ты тогда будешь делать?» – «Я выйду замуж только за того, который по-настоящему будет любить нас обоих – меня и Вовку».

С того памятного вечера прошло много лет. Так случилось, что я потеряла из виду Тосю Крылову. А сейчас вот так хотелось бы узнать, как сложилась судьба этой славной русской девушки, с большим и отзывчивым сердцем. И ведь Вовка теперь уже не Вовка, а давно Владимир. Какой он сейчас? Стал ли он по красоте душевной вровень со своей мамой-Тосей?

Сборник, для которого я пишу эти строки, называется «Трудовой подвиг южноуральцев в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.». Можно ли назвать трудовым подвигом то, о чем я написала в своих воспоминаниях? Да, можно. Это был большой трудовой подвиг огромной массы людей! Но это был и великий подвиг духа. Южноуральцы показали свою высокую идейность и сознательность. Это было торжество коммунистических идей, помноженных на природное благородство сердца.

Мария Ковригина, 1970 г.