Челябинская область и Египет: буровые станки Магнитогорска для Асуанской плотины

Для регионального архива большого труда стоит найти материалы, связанные с международным сотрудничеством, в особенности советского периода истории. Круг полномочий местных органов власти был весьма ограничен, контакты с зарубежными партнерами оставались прерогативой центра. Однако связь эта, пусть и опосредованная, всегда существовала, а потому обрывки сведений о контактах жителей Южного Урала с заграницей всегда можно найти в документах Объединенного государственного архива Челябинской области.

В июле 1952 г. в Египте произошел военный переворот. Страна превратилась в республику. Первым президентом Египта стал генерал-майор Мохаммед Нагиб, однако очень скоро его отстранили от власти и во главе страны оказался подполковник Гамаль Абдель Насер. Именно на период его правления падает активная модернизация страны и массовое промышленное строительство. В числе одного из построенных при его участии объектов была Высотная Асуанская плотина. Первой крупной внешнеполитической акцией Г. А. Насера стала национализация Суэцкого канала, приведшая его к разрыву с западными партнерами и окончательно определившая курс Египта на сотрудничество с СССР. Деньги, получаемые государством от эксплуатации канала, направлялись именно на строительство Асуанской плотины. Естественно, СССР не мог после установления тесных связей с этой восточной страной оставить это строительство без своей поддержки, в Египет начало поставляться советское оборудование и командироваться наши специалисты.

В октябре 1960 г. Совет министров СССР одним из своих распоряжений поручил Магнитогорскому заводу горного оборудования произвести для строительства Асуанской плотины 20 буровых установок НБС-2 для бурения скважин в крепких скальных породах.

Парадоксально, но если бы задание Совета министров СССР было выполнено без каких-либо затруднений, возможно, материалы об этом заказе затерялись в море прочих бумаг и осталась бы неизвестны. Однако произошло иначе.

В феврале 1961 г. ходом выполнения задания заинтересовалась Комиссия советского контроля при Совете министров ССС[1]. Как выяснилось, несмотря на то, что все буровые установки должны были быть отправлены Египту (точнее, Объединенной арабской республике — такое в это время наименование носил союз Египта и Сирии, вскоре, впрочем, распавшийся), однако по факту ни одна из них не была окончена. Дело в том, что устройства эти необходимо было делать по чертежам, составленным на Норильском горно-металлургическом комбинате. Тот сначала не торопился с их передачей в Магнитогорск, а когда они были высланы, выяснилось, что «эти чертежи оказались некачественными»[2]. Как признал сам представитель Норильского комбината, в них предлагалось применить устаревшее, уже снятое с производства оборудование. Кроме того, буровые установки следовало адаптировать к особенностям тропического климата. В Челябинске не оказалось специалистов, которые могли бы оперативно исправить выявленные в чертежах недостатки, в итоге Челябинский совнархоз и руководство Магнитогорского завода горного оборудования быстро втянулось в длительную и малоэффективную переписку с вышестоящими инстанциями, посвященную необходимости переработки этих документов.

Помимо этого задержка оказалась вызвана еще и тем, что Кыштымский механический завод, который должен был сделать для станков пневмоударники диаметром 150 мм и коронки к ним, ранее не выпускал такого вида продукции. В итоге решили передоверить заказ Поваровскому опытному заводу в Московской области. Однако заготовки пневмоударников для него пришлось перевозить из самого же Кыштыма, куда их к тому времени уже успели направить[3]. Все это отнимало уйму времени.

В январе 1961 г. совнархоз, понимая, что сроки будут сорваны, выступил с предложением поставить вместо НБС-2 самоходные буровые машины СБМК-5, первые опытные образцы которых были испытаны Кыштымским механическим заводом в мае 1960 г.[4], но от этого варианта разрешения ситуации «наверху» отказались.

В марте 1961 г. Совет министров СССР своим новым распоряжением скорректировал сроки поставки машин: пять буровых станков нужно было сдать уже в третьем квартале 1961 г., оставшиеся 15 станков в четвертом квартале 1961 г.[5] Это дало предприятиям необходимый запас времени. Переработка чертежей в итоге оказалась поручена институту «НИИПИГОРМАШ» в Свердловске, который в мае 1961 г. как раз закончил работу над буровым станком «Урал-61». По его схеме и было решено сделать требуемые буровые.

Проверка Челябинской группы Комиссии государственного контроля в октябре 1961 г. показала, что два буровых станка уже сделаны полностью; было закончено строительство деталей для пяти других буровых, однако на завод не поступили в полном объеме детали, изготовлением которых занимались работающие в кооперации с Магнитогорском заводы иных городов; остальные 13 станков были произведены наполовину, причем к ним не поступило почти никаких деталей от заводов, работающих в кооперации[6]. Ситуация, таким образом, хотя и выправилась, однако оставалась тяжелой. Если план выпуска оборудования на третий квартал 1961 г. с некоторой оттяжкой и оговорками, но был выполнен, то поставка 15 буровых в последнем четвертом квартале оказалась под угрозой.

Проблему создало и то, что не хватало склада готовой продукции, покрасочных камер и здания компрессорной, необходимых для организации производства буровых. Строительство их должно было быть завершено уже к ноябрю 1961 г. Началось оно лишь в сентябре, с явными недоработками были сделаны склад и покрасочный цех, а компрессорная не была окончена к моменту проверки даже наполовину. На соответствующий запрос управление строительства Челябинского совнархоза ответило, что «сумма, предусмотренная планом, не соответствует фактическим затратам», а это привело «к необходимости затрачивать на объекты завода материалы, выделенные на особо важные стройки [Магнитогорского] меткомбината»[7]. Следовательно, на интенсификацию строительства рассчитывать не стоило.

В итоге Челябинская группа Комиссии народного контроля постановила обратиться в ряд управлений Челябинского совнархоза с просьбой срочно решить вопросы как материального, так и кадрового снабжения Магнитогорского завода горного оборудования. Как показывает приведенный выше ответ управления строительства, далеко не все они имели успех. Кроме того, челябинцы обратились к своим коллегам из Комитета государственного контроля при Совете министров РСФСР, направили копии своей справки секретарю Челябинского обкома КПСС Ф. Ф. Кузнецову и заместителю председателя Челябинского совнархоза А. К. Рухадзе. Наконец, они начали рассылать письма в Московскую, Харьковскую и Днепропетровскую группу Комитета государственного контроля. Сохранился ответ главы Днепропетровской группы, сообщившего, что все требуемые детали были отгружены 15 ноября 1961 г.[8]

Обнаруженные документы не дают возможности судить о том, как в дальнейшем развивалась ситуация с производством буровых станков для Египта, однако на их основании вполне можно сделать вывод о том, что поставки в полном объеме выполнить в срок вряд ли удалось. В целом представленные документы ярко говорят о тех сложностях, которые порождало устройство советской экономики в тот период. Жесткий контроль над предприятиями не давал возможности гибко и оперативно перестраивать ход выполнения работы, что сильно затягивало решение возникающих проблем. Кроме того, сверхцентрализованный характер управления и планирования порождал необходимость для разрешения любого вопроса вступать в многочисленную переписку с вышестоящими инстанциями, без санкции которых руководители на местах не могли действовать (так, например, потребность в переработке чертежей породила обмен письмами между Челябинским совнархозом и Всесоюзным советом народного хозяйства, Госпланом СССР, Госпланом РСФСР, Государственным комитетом Совета министров СССР по автоматизации и машиностроению). Наконец, дала о себе знать и неизбежная в условиях подобной бюрократизации несостыковка интересов различных ведомств и учреждений, некоторые из которых (как, например, управление строительства Челябинского совнархоза) вполне могли посчитать поставленные задачи для себя второстепенными и не спешили с их выполнением. Увы, даже тот факт, что речь шла о задаче, связанной с разрешением вопросов международного характера, не мог оказать на советских управленцев необходимого воздействия.

Впрочем, сколь бы ни была остра сложившаяся ситуация, нужно отметить, что руководители южноуральского предприятия были повинны в ней в меньшей степени. Значительная часть вины за срыв лежала на тех, кто не смог вовремя обеспечить завод горного оборудования необходимыми чертежами и деталями к буровым. Не могут отвечать руководители предприятия и за отмеченные выше недостатки в управлении народным хозяйством. Понимая, что возложенное на них задание будет сорвано, они сами предложили альтернативный выход, однако он был отвергнут в Москве. С огромным трудом и проблемами, но сборка станков все же производилась.

Наконец, у сложившейся тогда ситуации есть и еще одна сторона — как это говорилось выше, скорее всего, если бы не она, то работа одного из не самых крупных предприятий Южного Урала и строительство в далеком Египте величественной Асуанской плотины так и остались бы в нашем сознании несвязанными событиями.

М. А. Базанов,

кандидат исторических наук, главный археограф ОГАЧО