Инцидент с челябинским студентом Матушкиным (1941)

 

 

В апреле 1922 года в структуре власти Советского государства появилась руководящая должность – генеральный секретарь ЦК РКП(б). Этот пост на долгие тридцать лет занял Иосиф Виссарионович Сталин – один из самых неоднозначных правителей в истории России.

В Объединенном государственном архиве Челябинской области хранится немало интересных для исследователей документов, освещающих период его правления. В частности, удалось выявить два документа, связанных с характеристикой идеологической работы среди учащихся Челябинского института механизации и электрификации сельского хозяйства. В руководство Челябинского обкома ВКП(б) в 1941 г. поступили «сигналы» о якобы неблагополучной идеологической обстановке в вузе, что вполне логично стало причиной небольшого обследования института. К счастью, серьезных последствий для этого учреждения оно не вызвало. Среди них есть и представляющая особый интерес для характеристики интеллектуальной атмосферы той эпохи объяснительная записка студента вуза Матушкина, поясняющая причины его конфликта с преподавателем марксизма-ленинизма С. Х. Петровым, которая ниже предлагается Вашему вниманию. Помимо нее, мы публикуем небольшой отрывок из докладной записки секретаря Челябинского обкома ВЛКСМ Г. Ф. Храпугина, подводившего итоги проведенного обследования вуза и, в частности, описывающего инцидент, связанный с высказываниями студента Матушкина, и предпринятые в отношении студента меры. Общий вывод докладной записки был довольно оптимистичен — в вузе, заключал ее автор, существуют отдельные недостатки, однако они легко устранимы и не требуют ни масштабного вмешательства партийного руководства, ни каких-либо перестановок в его руководстве.

Сталинский режим предполагал существование одного непререкаемого идеологического авторитета. При этом влияние этого авторитета распространялось на абсолютно все сферы деятельности общества и государства. Так, в 1939 г. Академия наук СССР в своем приветствии назвала И. В. Сталина «величайшим мыслителем нашего века и корифеем передовой науки»[1]. Лишь сам И. В. Сталин мог оспорить собственное мнение. Сама мысль о возможности противопоставления ему каких-либо собственных суждений представлялась безумием, отрицанием истины как таковой — во всяком случае, именно эту мысль внедряла в головы простых граждан государственная пропаганда.

Однако даже наличие безграничной веры в единственного авторитета не могло остановить заложенного в человеческое существе творческого начала. Полное согласие с его положениями не исключало возможность их дополнения, развития, что и пытался донести до своих преподавателей и сокурсников челябинский студент Матушкин. Подобная линия поведения в тех условиях была возможна, но лишь при наличии высокого общественного статуса и с санкции самой власти. В случае Матушкина эти условия не были соблюдены. Кроме того, Матушкин предложил «вольнодумную» методику ведения семинаров (по сути, ролевую игру, которая сейчас широко применяется на занятиях в вузах) — и сам же весьма ехидно пояснил, с какими трудностями при ее реализации может столкнуться преподаватель.

Смутьяна, формально не высказавшего ничего, что противоречило официальной идеологии того времени, заставили признать свои несуществующие ошибки.

Следует отдельно оговорить, что студент Матушкин не может являться известным историком, преподавателем Челябинского политехнического института Петром Григорьевичем Матушкиным, так как последний, во-первых, находился в рядах Рабоче-Крестьянской Красной армии с декабря 1939 г. по 1946 г., следовательно, не мог быть студентом ЧИМЭСХ в 1941 г.; во-вторых, получил высшее образование в Пермском педагогическом институте, который окончил еще в 1938 г., за три года до описываемых событий[2]. Не может он быть и первым ректором Челябинского государственного университета Семеном Егоровичем Матушкиным, которого также призвали в ряды вооруженных сил в 1940 г. сразу после окончания средней школы, а демобилизован он был лишь в 1947 г.[3]

Дальнейшая судьба студента Матушкина неизвестна. Отметим лишь, что в электронной «Книге памяти жертв политических репрессий в Челябинской области» его имя не указано[4].

Публикацию подготовил канд. ист. наук, гл. археограф ОГАЧО

М. А. Базанов

 

№ 1. Объяснительная записка студента Челябинского института механизации и электрификации сельского хозяйства Матушкина о его разногласиях с преподавателем марксизма-ленинизма С. Х. Петровым

10 января 1941 г.

Копия

В комитет ВЛКСМ[5]

Объяснительная

 

После семинара по основам марксизма-ленинизма (это было в начале декабря, точно число не помню)[6], я подошел к преподавателю Петрову С. Х. и в порядке учебы, разъяснения сути дела спросил Сергея Харитоновича о возможности дополнения учения Сталина, вернее о стабильности его.

Вместо того, чтобы мне разъяснить данный вопрос, тов. Петров ответил простым «нет» и угрозой о том, что нельзя так говорить.

По-моему, тов. Петров неправильно поступил, тем более прикрывая свой неясный ответ обвинением в покушении на учение Сталина.

Как преподаватель, как старший товарищ и, наконец, как член партии, он должен был мне на месте разъяснить, в чем моя ошибка, если я ошибаюсь, ибо я учусь, я хочу познать не верхи, не отдельные фразы Маркса—Энгельса—Ленина—Сталина, а суть, квинтэссенцию[7] досконально, чтобы потом в моей практической деятельности я мог свободно ориентироваться.

Тем более[,что] нам придется работать в деревне, где политико-воспитательной работы непочатый край, где пережитки капитализма в большей мере тяготеют над трудящимися, чем в городе. И мы, советская интеллигенция, часть этой работы должны взять на себя.

А [чтобы] быть руководителем масс надо знать не только фразы пролетарского учения, а[8] и понимать смысл их.

Каковы же мотивы моего вопроса? Насколько я понимаю, ни Маркс, ни Энгельс, ни Ленин и Сталин никогда не считали свое учение догмой. Это не статут[9], не свод отдельных правил и законов. Это не то, про что говорят: «Вот вам свое, а что сверх того, то от лукавого»[10].

Ленин говорил, что это практическое руководство к действию.

Мы знаем, действительно, теоретики марксизма в разное время на основе новых научных открытий, хода развития общества и согласно с временем и обстановкой изменяли и дополняли марксизм.

Ленин в свое время дополнял и изменял некоторые положения в работах Маркса [и] Энгельса.

Сталин конкретизирует и разрабатывает новые учения на основе советской социалистической действительности. Взять хотя бы вопрос о коллективизации, разработанный и воплощенный в жизнь под руководством и на основе учения Сталина, или вопросы о социалистическом государстве, об интеллигенции — это уже новый взгляд, новое учение, разработанное Сталиным, которого еще не было в марксизме. Так спрашивается, неужели теория марксизма-ленинизма на этом остановится?

Если мы скажем да, то это, по-моему, метафизический подход.

Если мы диалектики, то мы должны сказать нет. Ничего подобного. Общество развивается? Развивается. Наука движется вперед?[11] Вперед.

Почему же должно отставать революционное учение Маркса—Энгельса—Ленина—Сталина? Оно будет тогда не революционное, а реакционное, но это ведь чушь.

И почему бы это не оказалось ученика Сталина, преданного народу, как и его учитель, который, согласно дальнейшего поступательного развития социалистического общества не дополнил бы не измененные отдельные места в работах Сталина. Надо быть, по-моему, слепым, чтобы не видеть этого, надо быть не преподавателем, чтобы не разъяснить этого, наконец, надо быть не большевиком, чтобы не суметь применить диалектико-материалистический подход к жизни, к действительности.

Да и сам Иосиф Виссарионович будет здравствовать на радость народу многие лета и даст новые учения о нашем, скажем, обществе, отличные от существующих.

Может быть, тов. Петров не понял и спутал данный вопрос с вопросом о реальности учения Сталина в данный момент, но это уже совсем другое дело.

Пока еще есть один человек в мире, который правильно, по-ленински понимает и ведет одно из первых социалистических государств к коммунизму. И человек этот — Сталин.

Поэтому-то народы всего мира называют его великим, мудрым гением.

Ленин говорил, что учение Маркса всесильно потому, что оно верно.

Точно также можно сказать об учении Сталина потому, что оно базируется на принципах марксизма.

Так я понимаю учение Маркса—Энгельса—Ленина—Сталина[12]. Насколько я прав и в чем именно я ошибаюсь, вы можете судить сами.

В заключении я хотел бы сказать свое мнение о порядке проведения семинаров.

Семинары служат для того, чтобы уяснить, почему именно учение марксизма-ленинизма верно, а не какое-нибудь другое, скажем Канта, Гегеля или эмпириокритиков[13].

Для этого нужно доказывать от противного, а именно: один из студентов берется защищать Богданова (если вопрос идет об эмпириомонизме[14]) и утверждает о справедливости эмпириомонистов, другой же с позиций материализма критикует его, а преподаватель подводит итоги и окончательно добивает[15]студента-эмпириомониста.

Это сцена «борьбы» «диалога»[16] даст гораздо больший эффект в усвоении, чем простое повторение отдельных положений марксизма и субъективных идеалистов. Этот метод заставит, во-первых, хорошо знать противников, а во-вторых, на основе этого будет вырастать могучее непоколебимое никакими теорийками, ни системками[17] последовательное учение Маркса—Энгельса—Ленина—Сталина[18].

Истина познается на основе хода развития противоречий. Эти искусственные ошибки на учебной скамье дадут твердую закалку советскому инженеру для его практической деятельности.

Но для этого нужно, чтобы преподаватель был хорошо подготовленным, ибо может получиться так, что какой-нибудь «студент-идеалист» забьет «марксиста-преподавателя».

А у нас это еще получается.

Преподаватель не ответил, значит, сомнение: может быть, в марксизме не все в порядке[19]. И еще хуже, когда преподаватель[20] апеллирует к партийным и комсомольским организациям с просьбой унять этого «зарвавшегося» студента и задающего такие вопросы… на которые он не может (не знает)[21] ответить.

Во-первых, он теряет авторитет, а во-вторых, он сеет сомнение о соответствии теории марксизма-ленинизма действительности.

А вопросов у студентов много, ибо каждый, кто немного изучил философию по «Краткому курсу истории ВКП(б)», проявляет интерес к изучению марксизма-ленинизма основательно и глубоко.

Вот мои мнения о семинарах.

 

10 января 1941 года                                                                    (подпись)

Матушкин[22]

Верно:[23]

ОГАЧО. Ф. П-288. Оп. 4. Д. 246. Л. 80—81. Копия. Машинопись.

 

№ 2. Из докладной записки секретаря Челябинского обкома ВЛКСМ по пропаганде и агитации Г. Ф. Храпугина секретарю Челябинского обкома ВКП(б) В. А. Масленникову о работе комсомольской и профсоюзной организации Челябинского института механизации и электрификации сельского хозяйства

4 марта 1941 г.

В декабре месяце 1940 года на семинарском же занятии по основам марксизма-ленинизма студент III курса комсомолец Матушкин высказал такое мнение, что неужели нельзя дополнить и изменить некоторые положения[24] в учении тов. Сталина, т. е. есть же, что-то получше[25]. И второе — он предложил новый метод проведения семинарских занятий. Этот метод, по его мнению, заключается в следующем: один из студентов на семинарском занятии по основам марксизма-ленинизма должен отстаивать идеалистическую точку зрения по тому или иному вопросу, а второй студент должен ему по этому же вопросу доказывать марксистскую точку зрения, и в результате спора они должны придти с помощью преподавателя к определенному мнению.

На комитете комсомола Матушкин настаивал на своих мнениях по этим двум вопросам и только под конец заседания комитета ВЛКСМ он дал такое пояснение, что все учение тов. Сталина было, есть и будет правильное, но я думаю, что учение тов. Сталина в дальнейшем будет развиваться и дополняться.

На общем комсомольском собрании тов. Матушкин признал, что он предложил общий метод семинарских занятий неправильный и об изменении и дополнении учения тов. Сталина он просто неправильно поставил вопрос перед преподавателем.

4 марта [19]41 г.

Секретарь обкома ВЛКСМ

по пропаганде и агитации                                                              Храпугин

ОГАЧО. Ф. П-288. Оп. 4. Д. 246. Л. 103. Подлинник. Машинопись.