Воспоминания Людмилы Федоренко

В Государственном архиве Челябинской области в 2018 году был создан семейный фонд Сергея Васильевича и Людмилы Сергеевны Федоренко.

Федоренко Людмила Сергеевна (19.03.1945 – 17.07.2020), инженер-конструктор, писатель-сатирик, публицист, редактор, член Союза литераторов РФ (1992), политический деятель. Дочь С. В. Федоренко (18 (31).03.1907 – 25.12.1986), инженера, конструктора по артиллерийскому вооружению танков. Л. С. Федоренко окончила автотракторный факультет ЧПИ (1967, специальность «двигатели внутреннего сгорания»).

В 1968-1990 гг. – инженер-конструктор на Уфимском моторостроительном заводе, научный сотрудник НАТИ (Челябинск), ведущий инженер проектно-технологического института автоматизации и механизации (Челябинск). Автор около 20 научных трудов по вопросам двигателестроения, надежности тракторов; внесла несколько рацпредложений, имеет свидетельства на изобретения.

В 1995-1996 гг. – главный редактор литературно-художественного журнала «Единая семья», выпускавшегося Челябинским отделением общественного движения «Лилия» совместно с С.-Петербургской писательской организацией. В 1997 заместитель директора издательства «Урал Л.Т.Д.» (ныне «Аркаим»). Занималась литературным творчеством. Очерки Л. С. Федоренко о конструкторах-танкостроителях, работавших на ЧТЗ в 1940-1945 гг., опубликованы в газетах Челябинска, журнале «Уральский следопыт» (Екатеринбург), «Урал» (Екатеринбург, 2005), книге «Тыл – фронту» (Челябинск, 1990), «Мы – с автотракторного» (Челябинск, 2003), «Конструктор Н. Л. Духов и его школа» (Челябинск, 2004).

Л. С. Федоренко автор сборника «Хочется счастья» (1991); более 100 её юмористических рассказов в 1980-1990 гг. опубликованы в газетах, журналах, коллективных сборниках. Юмористические рассказы Л. С. Федоренко исполняли драматические артисты: М. Ю. Аничкова, Г. Ширяева (Челябинск), А. Леонтьев, К. Новикова (Москва).

Л. С. Федоренко участница и одна из организаторов фестивалей любителей юмора и сатиры (ФЛЮС). Член правления Союза литераторов РФ (1993-1996), координатор деятельности Челябинского отделения СЛ РФ (с 2000).

Она – одна из учредителей Челябинского регионального отделения общероссийской политической партии «Яблоко» (1992), председатель её челябинского городского отделения (2006-2016). Лауреат фестивалей любителей юмора и сатиры (Челябинск, 1981, 1984, 1985; в номинации «Юмористический рассказ»); областного литературного конкурса, посвящённого 55-летию Победы, который проводился движением и газетой «За возрождение Урала» (2000, 1-я премия за очерк «Солдаты тыла»).

Недавно мы сообщали о смерти Л. С. Федоренко.

Незадолго до ухода из жизни Людмила Сергеевна решила написать небольшие мемуары.

В память о нашем фондообразователе, с согласия близких родственников, публикуем текст её воспоминаний о своей жизни. Они написаны хорошим литературным языком, и, полагаем, что читать их будет интересно. Эти воспоминания ценны тем, что помимо жизнеописания, там есть некоторые подробности той, давно уже ушедшей эпохи, представленные через личное восприятие и оценку, присутствует некий колорит времени. К сожалению, текст воспоминаний обрывается на начальном периоде жизни Людмилы Сергеевны, они остались не закончены (ф. Р-2024, оп.1, д. 14).

Публикация подготовлена главным архивистом отдела инициативного документирования И. А. Казанцевым

 "Я родилась в Челябинске 19 марта 1945 года. Третий ребёнок в семье – третья дочь. Мама расстроилась, что опять родилась девочка, а отец, желая утешить её, сказал: «Вот и хорошо, будет у нас третья невеста». Напророчил, я осталась одна, семьи у меня не было.

Из маминых рассказов помню, что после эвакуации из Ленинграда наша семья жила в так называемых «простых» домах возле театра ЧТЗ – это были пятиэтажки. Семью моих родителей с двумя старшими сёстрами 8-и и 5-и лет подселили в двухкомнатную квартиру с проходными комнатами к семье Софьи Ивановны Дергачёвой и Иосифа Израилевича Баркштейна, у которых тоже было двое детей, и с ними ещё жила мать старушка. После войны у них родился третий ребёнок – дочь Наташа (1946 года рождения), и я родилась в марте 1945 г. Как пишет в своих дневниках мой отец: «… мы ещё долго жили вместе, и после, сейчас (1990 г. прим. авт.) у нас сохранились тёплые дружеские отношения».

У меня же воспоминания детства связаны с домом № 12 «ИНОРС» (сейчас проспект им. В. И. Ленина, дом 24) где наша семья получила отдельную  2-х комнатную квартиру на 5-ом этаже пятиэтажного дома. Двор казался огромным, принадлежал сразу трём домам: 13, 12, 11 «ИНОРСам». Помню управдома Ивана Ивановича, однажды он устроил разнос мужикам-«доминошникам» у нас во дворе за то, что они, забивая «рыбу» костяшками домино со страшным стуком по столу, матерились при нас, детях. Устраивал он также и праздники двора, на которых, помню, к 1 сентября мне подарили тетрадку и карандаш.

Ещё помню огромный столб с колесом наверху, к которому были привязаны канаты, внизу каждого был огромный узел. Смельчаки, держась за канаты, бежали по кругу, колесо крутилось, они запрыгивали на узел и какое-то время по инерции летели. Периодически эти канаты обрывались и очень некрасиво болтались, напоминая виселицу.

«ИНОРС» расшифровывался как «иностранное строительство», эти дома строили пленные немцы. В квартирах были  высокие потолки, на крыше дома – огромные печные  трубы, потом провели газ, на кухне в нашей квартире (как и в других)  установили ванну, она закрывалась сверху сбитыми досками и служила столом, отдельной ванной комнаты в квартире не было. Холодильник стоял в коридоре, и на нём вечно валялись мамины кошельки и какие-то деньги. Про деньги в семье никто никогда ничего не говорил, и уважения к ним не воспитывалось. Я и сейчас не люблю разговоры о деньгах и не люблю ими заниматься. Ещё помню встроенный шкаф на кухне, в котором всегда был, как мне казалось, ужасный беспорядок. Уже учась в школе, примерно в классе шестом, мне попался в руки журнал «Америка», полностью посвящённый ведению домашнего хозяйства, и в разделе «Кухня» подробно было описано, как вести учёт и хранение продуктов, как их рационально использовать и т. д. Будучи активным и впечатлительным ребёнком, я в отсутствие мамы всё переделала в шкафу и написала целый трактат, где и как хранить продукты, за что получила от мамы хорошую трёпку, поскольку влезла в её вотчину со своими советами. Сейчас я подумала: «Почему этот журнал оказался у нас дома?». Может, это папа решил таким образом обучить маму? Но этот случай наложил на всю мою дальнейшую жизнь большой отпечаток. В студенческие годы, занимаясь туризмом, в походах на меня всегда возлагали обязанности завхоза, и надо сказать, я с ними хорошо справлялась, всё рассчитывала, составляла меню, выдавала дежурным продукты, и даже после окончания похода выдавала сухой паёк. Помогло мне это и в жизни.

Подруг у меня было мало, даже, можно сказать, ни одной. Почему-то я всегда была третьей в нашем женском содружестве.

И даже когда мы гуляли по местному «броду», Оля Янина, Галя Сажаева и я, то за мной замечались странные вещи, я уходила в свои мысли, скучая от общения с ними, коварные подружки замедляли шаги, я, даже не замечая этого, уходила вперёд, и, опомнившись, вдруг замечала, что я иду одна. Страсть к размышлениям проявилась ещё в подростковом возрасте, и далее по жизни я никогда не скучала одна, могла часами проводить время, следя за игрой своей мысли.

Садилась за уроки, задумывалась, а пришедшая с рынка мама говорила: «Я ушла, пришла, а ты всё сидишь и смотришь в одну точку». Уроки мгновенно делались, обладала я прекрасной памятью, до 6-го класса почти не пользовалась учебниками, достаточно было вспомнить рассказ учителя и его ответить. Сложность была в том, чтобы сосредоточиться на уроке. Но так как учителя были очень хорошие, это получалось. Учителей всех помню: Веру Николаевну Тайерман (Елисееву) – директора школы, которая преподавала у нас математику. Она так увлекалась, объясняя доказательства теорем, что казалось, из её глаз брызжут лучики. Марию Григорьевну, учителя литературы, в литературный кружок которой я ходила. Особенно запомнилась «Республика ШКИД», которую мы проходили вне школьной программы, и никто об этом не жалел, и её слова, сказанные мне после окончания школы: «Что Вы уселись в этом политехническом, мы прочили вам другую судьбу». Владимира Васильевича Ершова – учителя физики, помню, он меня вызвал, спрашивает, а я отвечаю, отвечаю, он с изумлением смотрит на меня и опять спрашивает, и потом, очень недоверчиво: «Ладно, пять».

Вообще от подросткового и юношеского возраста впечатления двойственные, жизнь была какая-то двойная, в школе – я отличница, председатель совета дружины, секретарь комсомольской организации, а во дворе – атаманша, победитель всяческих игр. Двор был связан борьбой с бандитизмом. Всё время были жуткие драки, стенка на стенку. За домом №13 «ИНОРС» был пустырь, за ним – линия железнодорожной ветки с железнодорожным мостом, под которым всегда «раздевали». Истории о том, что с кого-то опять сняли пальто или сдёрнули шапку, всё время ходили по двору, а за мостом, где сейчас расположен престижный торговый комплекс «Горки», был пустырь, туда вывозили гробы из уничтоженного кладбища, которое располагалось за кинотеатром имени А. С. Пушкина, где сейчас стоит памятник революционеру Самуилу Цвиллингу.

Мальчишки с нашего двора притаскивали с пустыря черепа, вставляли в них фонарики и пугали девчонок в подъезде.

За мостом был район с маленькими одноэтажными домишками, и мы звали их жителей «землянцами», а они нас, жителей «ИНОРСов» – «буржуями». На пустыре проходили целые сражения между «землянцами» и «буржуями» с применением цепей, камней, которые мы, девчонки, натаскивали целые кучи, палок, и всё это происходило параллельно с моим пионерско-комсомольским вождизмом.

Помню дворовый футбол, в который играли мальчишки, иногда приглашали меня, единственную из девчонок. Мне очень нравилось в него играть.

Игры были доморощенные: «кила» - в этой игре рылась ямка, её перекрывала короткая палка, длинной палкой надо было её подбросить и на лету ударить, второй игрок должен был её докинуть от места падения до ямки или поймать. Другая игра называлась «швай». Обыкновенный напильник без ручки игрок брал за остриё, ловким вывертным движением втыкал его остриём в землю, и отрезал себе от царства противника кусок, называя его какой-нибудь областью. Как я сейчас понимаю, это были отголоски войны, игра сопровождалась криками: «Смоленск взял!», «Сталинград взял!»

Между двумя нашими пятиэтажными домами, «полнометражными» как сейчас говорят, которые казались нам огромными, лепились сарайки, в которых были вырыты маленькие погреба, доблестью считалось прыгать по их крышам и разбегаться в стороны, прятаться в щелях между ними при криках разъярённого хозяина.

Ещё за домом была лесопилка и пуговичная фабрика. Перед лесопилкой горой были навалены брёвна, истекающие пахучей янтарной смолой. Геройством считалось протискиваться между ними, вымазываясь в смоле, не боясь, что они могут покатиться и задавить

А фабрика выбрасывала горы бракованных пуговиц, среди которых попадались годные, между детьми процветал обмен и игра в «блошки». Позднее папа из Германии привёз такую игру: надо было попасть в чашку, нажимая одной «блошкой» на другую. Ну, а мы целились в коробочку, задолго опередив в своей смекалке немецкую игрушку.

Институтские годы были скучные и неинтересные. Поступать в этот политехнический я сразу не хотела, после каждого вступительного экзамена, сданного на «5», приходила домой – и в рёв: не хочу там учиться. Сейчас понимаю, что папа устал, давая двум старшим сёстрам высшее образование. Старшая моя сестра Галина (1935 года рождения) с юношеских лет бредила авиацией, после школы пыталась поступить в Московский авиационный институт, но не прошла по конкурсу. На следующий год – в Казанский авиационный, результат тот же. Два года училась в Челябинском институте механизации и электрификации сельского хозяйства, или как его в народе называли «сельхоз-навоз», а на третий год с отличными оценками перевелась на обучение в Куйбышевский авиационный институт, который успешно окончила. Вторая сестра, Татьяна, мечтала о театре, но поступила  на режиссёрское отделение знаменитого московского Щукинского училища только после окончания строительного факультета Челябинского политехнического института. А все эти поиски себя, как я сейчас понимаю, оплачивал папа.

На меня у него не осталось ни сил, ни  средств, и он всё время говорил: «Вот окончишь этот институт, получишь высшее образование, станешь инженером, а там заканчивай, какой хочешь». Так и получилось. Очень долго искала я себя и своё призвание. В институте моими любимыми предметами были философия и научный коммунизм, единственные гуманитарные предметы, которые нам преподавали. Помню, в фойе главного корпуса я случайно увидела объявление, напечатанное на листочке бумаги формата А4, в котором объявлялся всесоюзный конкурс (а тогда ещё был Советский Союз) на лучшую работу по гуманитарным специальностям. Как это объявление попало  в наш технический ВУЗ, неизвестно.

Я выбрала тему «Избирательная система в США» и два месяца, прилежно посещая лекции, сдавая задания, курсовые проекты, в свободное время (и где я его только находила?!) перелопатила в областной публичной библиотеке  гору литературы и написала работу.

Каково же было моё удивление, когда мне прислали письмо – вызов в обком комсомола и объявили, что выбраны 5 лучших работ – победителей во всесоюзном конкурсе, в которых 1-е место присуждено студенту с исторического факультета МГУ, 2-е – с филологического факультета Ленинградского университета, 3-е – с исторического факультета Киевского университета, 4-е – моё, с Челябинского политехнического института, 5-е – с исторического факультета МГУ. Наши обкомовские комсомольские вожаки, да и все прочие ничего не поняли, мне пожали руку, вручили грамоту, пожали плечами, и на этом мой триумф закончился. В своей группе на автотракторном факультете я даже ничего не сказала.

Институтские преподаватели были очень хорошие, всех помню: Кузьмина – с блеском читавшего нам высшую математику, Кима Николаевича Суханова – преподавателя философии, в которого мы все были влюблены: высокий, спортивный, он всегда играл в волейбол в парке. Помню, на одном из семинаров наш староста Вена Назаров сказал мне: «Группа не готова, ты умеешь говорить, выручай». Я подняла руку и, не заглядывая ни в одну бумажку, все 45 минут выступала. Каково же было моё удивление, когда в перерыв, заглянув в журнал, я увидела против своей фамилии жирный кол, единицу. Онемев от изумления, я обратилась к Суханову: «Это мне? Да я всю жизнь отличница, медалистка».

«Вы прекрасно выступали, – ответил он, – я просто заслушался, у вас способности, но выступление было не по теме. Вам придётся пойти в кабинет марксизма-ленинизма (был у нас такой) и подготовиться».

Я пошла в кабинет и зачиталась трудами В. И. Ленина. Моё политическое сознание было советским, блестящий слог опытного юриста меня поразил, и я продолжала ходить в этот кабинет уже по собственной инициативе, читала, конспектировала, изучала.

Потом, уже после окончания института работая по распределению в Уфе на моторостроительном заводе инженером-конструктором, я закончила  философский факультет Университета марксизма-ленинизма с отличием. Тяга к учёбе была огромная, но вот придумать что-то не получалось. Преподаватель философии, доцент кафедры социологии Уфимского нефтяного института, а институт этот в Уфе был очень известным, предложил мне перейти работать на кафедру социологии в этот институт, заведующим которой он был. Я жила в общежитии для молодых специалистов, мне нравилась моя работа, и я отказалась. Одна из возможностей сменить специальность была упущена.

К этому времени к нам на завод приехал Василий Константинович Пискунов, преподававший у нас в институте специальный предмет «конструкция и расчёт двигателей». Как я понимаю, он приезжал договариваться о будущих выпускниках и о производственной практике. Посмотрел на мою работу, а сидел наш СКО-М (серийно-конструкторский отдел по производству двигателей для автомобилей «Москвич») в количестве 15 человек в одной комнате, где всё время протекал потолок. Это потом, когда производство «Москвича» стало развиваться, построили 14-этажное здание заводоуправления, а тогда… «Я не умру спокойно, пока будут пропадать такие светлые головы, как у вас, – сказал он, – давайте я поговорю с заместителем проректора по науке и одновременно с заведующим кафедрой экономики об аспирантуре для Вас».

Я искренно не понимала, почему я «пропадаю». Мне нравился размах строительства завода по новым технологиям. Это было время расцвета нашего автомобилестроения: 70 – е годы прошлого XX века. Одновременно строился завод в г. Тольятти по выпуску легковых автомобилей «Жигули». А наш «Москвич» собирался на автомобильном заводе им. Ленинского комсомола, знаменитом тогда АЗЛК в г. Москве.

Наши гонщики выиграли тогда международные авторалли «Лондон – Мехико» и «Лондон – Сидней» на «Москвичах». Конструкторы нашего отдела, и я в том числе, принимали участие в доводке двигателей «Москвич-412» для спортивных соревнований. В кабинете главного инженера Масленникова висела огромная карта, на которой флажками отмечался путь участников ралли. Я и сейчас могу сказать, что одним из самых счастливых дней моей жизни был тот, когда нас, конструкторов, пригласили в кабинет главного инженера и объявили о победе. Меня подбросили к потолку, и это была радость настоящей победы. Тем тяжелее было потом, в 1990-е и нулевые годы видеть, как сдаёт позиции отечественное автомобилестроение, а города наполняются подержанными иномарками.

А тогда, в 1970-м, я не понимала, почему я «пропадаю». Но у В. К. Пискунова были свои житейские представления. «Двигатели – не для женщин, говорил он, – экономика ближе». «Хорошо, – договорились мы, – а я пока сдам экзамены кандидатского минимума по философии и иностранному языку». Но уезжать из Уфы мне совсем не хотелось. Кандидатские минимумы по философии я сдала в Уфимском нефтяном институте, по иностранному языку – в Башкирском мединституте, и тут произошла перемена в моей служебной жизни.

Шёл 1970 год, в котором был расцвет отечественного автомобилестроения. Автозавод в Тольятти начал выпуск автомобилей «Жигули» разных моделей, АЗЛК и Ижевский заводы собирали «Москвичи», и после победы на международных авторалли начался экспорт наших легковых автомобилей «Москвич» в ряд стран. Производство «Москвичей» бурно развивалось. Завод строили по современным технологиям: цеха были под землёй, в них надо было спускаться по эскалаторам. Были заключены договора по производству деталей с иностранными фирмами. В механическом цехе шатунно-поршневую группу изготовляли на оборудовании западногерманской фирмы «Буррсло», распределительный вал и клапаны – на автолинии французской фирмы «Рено», сальники приходили по кооперации из Чехословакии.

Для представителей иностранных фирм построили на берегу реки Белой 9-этажный дом, а в административном корпусе в большой светлой комнате начал работу отдел переводчиков. Чертежи деталей приходили с техническими условиями, написанными на иностранном языке. И самое интересное – на завод приехал представитель Госинспекции по качеству экспортных товаров Министерства внешней торговли СССР Смирнов Геннадий Васильевич с семьёй: женой и дочерью. Это был молодой человек 32 лет, как оказалось, закончивший механико-технологический факультет Челябинского политехнического института, т.е. того, который оканчивала и я. Ему дали жильё, выделили комнату в административном корпусе, его жену, тоже инженера, устроили работать в соседний отдел. Мы познакомились, т.к. Г.В. интересовался конструкцией и производством двигателя «Москвич-412», а его кабинет располагался рядом с нашим конструкторским отделом. Надо сказать, что в двигателестроении Г.В. разбирался на уровне автолюбителя. Так что целый год я была у него тайным консультантом по всем производственным вопросам. И вот через год ему дали ставку представителя «Внешторга» на Уфимском моторном заводе, и он предложил её мне.

Производство двигателей автомобилей «Москвич-412» было организовано на базе производственного предприятия п/я 20, на котором имелось целое представительство заказчиков, так называемых «военпредов», среди которых нашлось немало желающих занять эту должность. Мне было 24 года, оформление шло через Москву, и трудности были только в моём возрасте. Но всё было улажено, и я получила, так же, как и он, неограниченную власть на нашем заводе. Работа была очень интересной: приёмка двигателей, изготовленных на экспорт, обкатка их на стендах в испытательном цехе УМЗ, затем трековые испытания на полигонах АЗЛК, дорожные испытания на Каширском шоссе в Москве, командировки по всему Союзу на заводы-изготовители комплектующих.

Помню командировку на Ленинградский карбюраторный завод, который после нашего модернизированного УМЗ, можно сказать, привёл меня в ужас: низкие закопчённые цеха, устаревшее оборудование. Но больше всего меня потряс автор книги «Карбюраторы ДВС» Орлов, по которой мы учились в институте, а он пришёл в кабинет гл. инженера в фуфайке, и потом показывал мне производство карбюраторов для «Москвичей», подарил свою книгу с автографом. Теперь, много лет спустя, я понимаю, что с таким уровнем производства конкурировать с техническим уровнем зарубежных легковых автомобилей было просто невозможно.

Г. В. Смирнов поступил учиться в Академию внешней торговли в Москве, перед её окончанием переехал в Москву. После работал торгпредом СССС в Болгарии. На этом периоде, очень быстром, наши связи были потеряны. Но его пример был для меня вдохновляющим, и повторить его путь казалось для меня вполне достижимым.

И вот, когда я приехала в Челябинск, по договорённости пришла на кафедру экономики, куда Василий Максимович Пискунов договорился определить меня в аспирантуру, то, дожидаясь своего будущего руководителя, я была глубоко разочарована. Тесная комната кафедры, неприветливые женщины, копающиеся в бумагах за своими столами, в сравнении с размахом огромного завода показалось мне какой-то клеткой, куда меня попытаются засадить считать цифирь, которая мне совершенно не интересна. Академия маячила впереди, как обещание другой жизни. И приехав в Уфу, я позвонила В. М. Пискунову, поблагодарила его и отказалась от предложенной аспирантуры…"