Послевоенный голод в Челябинске: меры по борьбе с дистрофией (1947)

В 2024 г. Челябинская область празднует свой 90-летний юбилей. В связи с этим событием архивисты ОГАЧО ищут новые факты, новые материалы по истории нашего региона. Готовится ряд изданий, серии статей, посвященных этой теме (в частности новый том серии «Летопись Челябинской области» и книга, посвященная Исетской провинции — первому административному образованию Российской империи, охватывавшему территорию современной области).

Исследователь прошлого, как известно, не имеет права брезгливо отворачиваться от найденного им материала, даже если тот содержит информацию неприятную или даже шокирующую. Прошлое — такое, как оно есть, и мы должны ценить и знать его, в особенности тогда, когда речь идет о судьбе людей, их жизни. Самые черные и печальные страницы истории, наполненные болью и поражениями, имеют для потомков ту же значимость, что и те, которые заполнены радостью и победами. Документ, о котором мы желаем поведать нашим читателям, как раз относится к числу подобных материалов, пропитанных человеческой болью и страданиями, забывать о которых мы не имеем права.

 Алиментарная дистрофия — крайне тяжелая болезнь, состояние организма, вызванное длительным голоданием. Организм в подобных экстремальных условиях истощив на первой (всего их выделяют три) стадии заболевания жировую ткань и не находя источников столь необходимого ему белка, начинает извлекать его из собственных же органов, то есть фактически пожирает сам себя. В конечной стадии болезни механизмы синтеза белка уже настолько нарушены, что даже полноценное питание не может предотвратить смерть.

Большинству современных обывателей слово «дистрофия», «дистрофик» знакомо главным образом по рассказам о бедствиях, обрушившихся на жителей блокадного Ленинграда, да, возможно, по серии садистских анекдотов непростых 1990-х гг. Однако документы, увы, свидетельствуют, что явление дистрофии было хорошо знакомо не только несчастным жителям города на Неве, но и челябинцам послевоенных лет. Стоит напомнить читателям, что 1946—1947 гг. были отмечены массовым голодом, оставившим многих людей на грань выживания[1]. Челябинская область не стала здесь исключением.

Проблема оказалась настолько острой, что 21 марта 1947 г. Челябинский городской исполком посвятил ей отдельное свое заседания. Открывалось оно докладом представителя горздравотдела Жакова, кратко осветившего состояние дел на промышленных предприятиях города. По его словам, первые сигналы о случаях этого заболевания среди жителей Челябинска начали поступать к ним в январе 1947 г., однако в полной мере осознать масштабы бедствия удалось только в начале марта. За 10—12 дней до заседания здравотделом была организована выборочная проверка рабочих ведущих заводов города. Всего врачи обследовали 11 предприятий, было осмотрено 19 тысяч человек. Результаты оказались ошеломляющие — в той или иной степени дистрофией страдали 11 % обследованных. Конкретизация, уточнение этих данных порождало еще более жуткую картину. Так, если на Кировском заводе дистрофией страдали всего лишь 650 человек из обследованных 7 500 (то есть всего 8,6%), то на кирпичном заводе «Строитель», расположенном в Сталинском районе города, дистрофией были поражены целых 64 % (!) обследованных. Даже внутри одного и того же завода заболевание крайне неоднородно проявляло себя в зависимости от того, о рабочих какого цеха или подразделения заходила речь. Жаков приводил данные по работникам ферросплавного завода, где «при почти поголовном обследовании»[2] получились следующие цифры: в первом плавильном цехе — 31 %, цехе транспортной выгрузки — 21%, втором плавильном цехе — 20 %, а в подсобных цехах — уже 13 %. На Кировскому заводе в цехах с легким физическим трудом были поражены от 4 до 8 % рабочих, с тяжелым физическом трудов — уже от 10 до 12 %. Любопытно и то, что высокий процент заболеваемости там наблюдался во вспомогательных службах — до 14 %, что докладчик связал не столько с характером труда, сколько с более низким уровнем заработка. Обследуя рабочие общежития, врачи попытались обратили внимание на количество числящихся в семье неработающих иждивенцев. Только 24 % страдавших дистрофией рабочих имели на руках свыше 2 иждивенцев (неработающих стариков и детей, инвалидов и т.д.). А это означало, что проблемы с недоеданием самым прямым образом были связаны именно с недостаточным снабжением продовольствием и плохим заработком, объяснить их разного рода частными семейными обстоятельствами не представлялось возможным. Кстати, Жаков так же упомянул, что среди выявленных в общежитиях дистрофиков 27 % составили люди, не имевшие официальной работы, соответственно, лишившиеся не только заработной платы, но и положенных им продовольственных карточек[3].

Ситуация продолжала ухудшаться. По словам представителя здравотдела, с момента первого обследования, то буквально за 10—12 дней, количество больных выросло на 3—4 %. С начала года с диагнозом «дистрофия» в стационары было помещено 367 человек, из них к моменту обсуждения умерло 3 %. Цифру эту Жаков прокомментировал скупой фразой: «Как видите, смертность очень высока...»[4].

Собственно, первые активные меры здравотдел начал принимать с середины февраля 1947 г. Именно тогда был организован специальный учет больных дистрофией. Больных второй и третьей степенью начали помещать в стационар, а со штатом медиков провели занятия, на которых собственно и объясняли особенности работы с этим заболеванием. Уже после проведенного массового обследования медики добились того, чтобы страдающих дистрофией первой степени начали переводить на более легкие работы или вообще освобождали от физического труда, причем с сохранением прежней заработной платы. Определенные меры по борьбе с создавшейся ситуацией начало принимать и руководство предприятий — выделялись пайки с усиленным питанием либо дополнительные пайки, развертывались собственные стационары для больных. Самые большие стационары были развернуты на Кировском заводе (85 коек) и заводе № 62[5] (160 коек)[6].

Однако, признавал Жаков, эти меры явно были недостаточны. Имеющихся у горздравотдела ресурсов не хватало. Даже согласно официальным нормативам, отмечал он, в городе было необходимо держать коечную сеть из расчета 10 коек на 1000 человек населения, в Челябинске же этот показатель составлял 6,8 коек. Естественно, этого было недостаточно даже для обыденного медицинского обслуживания населения, достойно справиться с последствиями массового голода такая сеть стационарных заведений просто не могла. Кроме того, распространение дистрофии совпало со вспышкой дизентерии. Совпадение вполне логичное — ухудшения питания ведет к потреблению разного рода суррогатов, что в свою очередь ведет к вспышкам желудочно-кишечных заболеваний. Это отвлекало, приводило к распылению ресурсов.

Жаков говорил и о том, в каком русле необходимо далее развивать помощь больным. Конечно же, необходимо было расширить сеть стационаров для больных всех трех категорий, и находящиеся там должны были быть обеспечены суточным рационом не менее 3000 калорий. Помимо собственно стационаров, говорил он, «необходимо выделение общежитий или интернатов для группы рабочих, имеющих дистрофию второй степени»[7]. Так, на Кировском заводе желательно было организовать такое общежитие на 200 мест, уверял он. Предприятиям необходимо озаботиться тем, чтобы их работники, не только больные, не изнуряли себя. Поэтому необходимо добиться обязательного предоставления им еженедельного выходного дня для всех работников предприятий. Кроме того, больных дистрофией необходимо было освободить не только от тяжелого труда, но и от сверхурочной работы. Ну и, конечно же, необходимо было решать проблемы со снабжением продовольствием. Жаков говорил о необходимости для предприятий активизировать работу по проведению децентрализованных заготовок, добиться от молочного комбината снабжения молоком в первую очередь детских учреждений, о потребности в открытии дополнительной сети торговли коммерческими продуктами (последнее, впрочем. могло помочь лишь тем, у кого были средства для покупки таковых).

Иногда, впрочем, подобная забота о больных, патерналистская в своей основе, у выступающего принимала несколько неожиданные формы. Так, Жаков в качестве мер своего рода заботы о голодающих предложил… перестать выдавать молодым рабочим продовольственные карточки и заменить их обязательным обслуживанием в столовых.  Согласно его (и, как показало совещание, не только его) наблюдениям молодежь часто продавала продовольственные карточки или меняло их на вещи, что, по его мнению, напрямую вело к недоеданию.

После выступления человека из горздавотдела слово взяли представители предприятий. Первым среди них выступал И. М. Зальцман, директор Челябинского Кировского завода. И. М. Зальцман не скрывал своей гордости: на его предприятии дистрофией страдало мизерное (в сравнении с другими) число работников. Он с радостью озвучивал, что его завод развернул больницу для дистрофиков, через которую успело пройти и полностью (по его словам) восстановиться 217 человек, говорил об организации специальной столовой с высоким калорийным питанием на 400 человек, отмечал, что больные им переводились на более легкие работы с сохранением прежней заработной платы. Но самое любопытное из произнесенного им касалось децзаготовок. Кировский завода построил семь, как он их назвал, «кораблей» (скорее всего, имелись в виду лодки), которые вместе с 15 рабочими были направлены в Азовское море, где они и принялись с разрешения местных властей добывать для рабочего коллектива рыбу. Всего, согласно И. М. Зальцману, за прошедшую зиму было добыто 400 тонн рыбы. Впрочем, директор отметил, что в январе и феврале децзаготовки в Азовском море времен прекратились, однако на момент выступления в адрес Кировского завода уже поступило новые 60 тонн рыбы, а в апреле 1947 г. руководство рассчитывало выйти на показатели в 150 тонн рыбы в месяц. Для ее переработки в Мариуполе был даже организован свой небольшой завод. Завершил свое выступление И. М. Зальцман весьма оптимистичным прогнозом: «Я заявляю прямо, что через месяц у нас не будет ни одного дистрофика»[8].

Его коллеги были настроены не столь радужно. Представитель Челябинской ТЭЦ Комаров заявил, что сведения о заболеваемости дистрофией среди своих работников получил лишь неделю назад, а потому каких-либо существенных мер по противодействию болезни он развернуть не успел. Тем не менее, результаты обследования его учреждения были плачевны: дистрофию обнаружили у почти 20 % рабочих. Для больных установили специальный режим рабочего дня — на рабочем месте они находились только в дневное время, освободили их от сверхурочной работы. Большой трудностью стало отсутствие мощного подсобного хозяйства, урожай оно дало плохой и основным источником питания рабочих стала капуста – далеко не самая калорийная пища. В рамках децзаготовок, впрочем, была послана делегация в Башкирию, которая должна бывла привезти оттуда картошку. Для больных началась организация специального ночного санатория, но на момент выступления он еще не был открыт[9].

Выступавший далее представитель Южно-Уральской железной дороги Федоренко коснулся вопроса о снабжении завербованных и только что прибывших в Челябинск рабочих. Железнодорожник отметил, что в пути снабжение их крайне неорганизованно, продукты питания они получают в недостаточном количестве, по пути успевают продать все, что у них с собой было и фактически прибывают в город уже будучи сильно истощены. Поэтому, заявил он, следовало бы в проект решения внести и пункт об открытии в районе вокзала особых ларьков коммерческих продуктов, которые бы обслуживали исключительно лишь пассажирам прибывающих и проходящих через город эшелонов[10]. На самой железной дороге, впрочем. ситуация с дистрофией обстояло благополучно — в Челябинске больных оказалось зарегистрировано всего 13 человек[11].

Директор молокозавода Алексеев был вынужден объяснять, почему его предприятие выдает так мало продукции. Он сам оценил положение как «исключительно тяжелое»[12] и объяснил ситуацию тем, что необходимое сырье попросту перестало поступать из районов области. Причины последнего, он, впрочем, не пояснил, но присутствующие это хорошо понимали.

Завершало заседание выступление председателя Челябинского облисполкома А. А. Белобородова. И началось это выступление сначала со слов о том, что дистрофия для Челябинска — явление новое и даже неожиданное, так как подобного (по его словам, конечно) не наблюдалось даже в трудные военные годы. Далее он же упомянул, что к распространению дистрофии привели как «причины и трудности объективного порядка», так и причины «субъективного порядка, которые зависят от нас»[13]. Присутствующие, конечно же, понимали, что речь в данном случае завуалировано шла о голоде, охватившем всю страну, устранить который было не под силу одном лишь местному руководству, и это бессилие им приходилось признавать. Однако кое-что сделать было возможно.

Первое, на что обратил внимание А. А. Белобородов, стал большой разброс результатов проведенного обследования в зависимости от предприятия. По его мнению, едва ли не главной причиной подобного стало неумение руководства заводов и глав ОРСов предприятий добиваться своего от глав баз снабжения. Последние не торопились выдавать необходимое в силу отсутствия у них личной заинтересованности. А. А. Белобородов призвал всех, в том числе представителей партийных и профсоюзных организаций, подключится к переговорам с базами снабжения, чтобы страдающие от недоедания наконец получили все, что они могли получить. Предприятия пищевой промышленности, в том числе неоднократно упоминавшийся молокозавод, призвали активнее работать с заготовителями продукции в районах (впрочем, в речи своей он не смог назвать ни одного возможного дополнительного рычага давления на них). Большие надежды А. А. Белобородов возлагал на децзаготовки. При этом он, однако, оговорился, что ресурсы для таковых внутри самой области истощены, но есть возможность дополнительно добыть продукты питания за ее пределами. Так, в Алтайском крае оказались готовы поставить картофель по 2 руб. за килограмм. По словам председателя облисполкома, «сейчас там у нас находится 250 машин на вывозе семян и туда будут ходить вертушки челябинские, и если будет заготовление картофеля, а машин не будет, то все равно как-нибудь подбросим»[14]. Выделены оказались участки в Башкирии, Мордовии, Кировской и Горьковской (ныне Нижегородская) области. В уже имеющихся подсобных хозяйствах предприятий он предлагал увеличить площадь под посадку картофеля, семянами картофеля следовало снабдить и владельцев индивидуальных огородов. Полностью поддержал он идею более строго контроля за выдачей и использованием продовольственных карточек, приведя в качестве примера ситуацию, сложившуюся в Коркино. Туда оказалось направлена большая группа досрочно освобожденных из заключения (по словам А. А. Белобородова, 3 тысячи человек). Руководители выдали им продовольственные талоны на несколько недель вперед, и уже через пять дней большая их часть уже была распродана или обменена.

Итогом совещания стало принятое в тот же день решение Челябинского городского исполкома № 179 «О мерах борьбы с дистрофией». В нем были отражены фактически все те меры, о которых и шла речь на совещании. Горздравотдел обязали в декадных срок завершить обследование рабчоих города, для больных третьей стадией дистрофии развернуть при предприятиях дополнительную коечную сеть на 315 мест. Руководителям промышленных предприятий предложили (именно предложили) прекратить привлекать больных к сверхурочным работам, организовать специальные профилактории с усиленным питанием для больных второй степени. Горторготдел, главособгастроном и базы данных обязали обеспечить заводы полностью причитающимся им продовольствием, а также открыть дополнительно несколько коммерческих магазинов и столовых. Также было принято решение ходатайствовать перед Советом министров РСФСР о выделении дополнительно 500 медицинских коек для больных и новые штатные единицы медицинского персонала для их обслуживания[15].

Сложно сказать, насколько помогли меры, приянтые на этом совещании. К счастью, в следующем, 1948 году, голод уже остался в прошлом. 

Кандидат исторических наук, главный археограф М. А. Базанов