Краевед Федор Горбунов. Знакомство с ГубЧеКой

 

В Объединенном государственном архиве Челябинской области хранится личный фонд краеведа Федора Ильича Горбунова (1871-1936). Это один из первых фондов личного происхождения областного архива. Он формировался в 1941-1950 гг. из документов, переданных Челябинским областным музеем местного края и Государственным архивом Свердловской области. Федор Ильич Горбунов родился 16 (28) января 1871 года в Троицке Оренбургской губернии. Окончил Златоустовское окружное училище, работал учителем в школе деревни Ново-Андреевка, на золотых приисках Урала и в Забайкалье, секретарем редакции «Казак» на Миасском заводе (1911), счетоводом, бухгалтером в Челябинском переселенческом пункте (1912-1928), в Челябинском областном краеведческом музее (1935-1936). В течение многих лет его статьи и заметки выходили в местных газетах. Федор Горбунов активно занимался краеведением и старался в своих материалах отразить жизнь Челябинска – прошлую и настоящую. Особенно интересны и познавательны его заметки о послереволюционном периоде: он приводит факты и цифры, высказывает свое мнение о событиях и приводит мнения других людей. Его воспоминания написаны живым, несколько ироничным  языком, с глубоко личным восприятием тогдашней действительности, так что жизнь Челябинска предстает глазами простого обывателя. Кроме того, Федор Горбунов иллюстрирует свои заметки просто уникальными для современности документами. К примеру, есть квитанция на его имя по сбору пожертвований для фронта за 1920 год, ордер на комнату, кредитные билеты, даже протокол обыска дома Горбунова, составленный сотрудником ГубЧК в 1920 году. Листая горбуновские тетради, понимаешь, какую важнейшую функцию взял на себя Федор Ильич, оставив свои записки для будущих краеведов, изучающих жизнь российской провинции в 1920-1930-х годах.

Публикация подготовлена ведущим археографом ОГАЧО Е. Б. Рохацевич по фонду Р-623. Оп. 2. Д. 6. Л. 6-12 об.

Горбунов Ф.И. 

Знакомство с ГубЧеКой

Установившейся Советской властью в 1919 году была организована и ГубЧК, главной задачей каковой была борьба с контрреволюцией и бандитизмом. ГубЧК вылавливала по имеющимся у ней сведениям заядлых контрреволюционеров и бандитов и попутно выявляла новых или их приспешников. Сведения ГубЧК пополняет не только путем выявления ее штатными агентами, но находилось немало добровольных агентов, доставлявших сведения, чтобы выслужиться, проявить свою преданность советской власти и просто по злобе на кого-то. Эти добровольные агенты доходили до абсурда и иногда давали неверную информацию. Время было тревожное. Время военного коммунизма.

Когда были опубликованы приказы, требующие под страхом смертной казни путем расстрела, не иметь на руках гражданам оружия, военных припасов и снаряжения, не хранить оставленное бежавшими буржуями имущество, которое действительно, некоторыми буржуями было рассовано по свои знакомым на хранение до их возвращения, в чем буржуи были уверены. А также не иметь и своих больших запасов продовольствия, одежды и в особенности золота и серебра, а сдавать все излишки в общий государственный котел.

Основываясь на этих приказах, особо рьяные агенты доводили до сведения ГубЧК о всяких мелочах, зачастую проявляя свое усердие не по разуму.

Но раз поступают сведения, ГубЧК не могла не принять надлежащих мер, и иногда, действительно, обнаруживало попутно, случайно какие-либо нарушения вышеприведенных приказов, о чем и агент не знал. В массе же случаев тревога была напрасной. Производимыми обысками обнаруживалось вместо боевого оружия какое-либо старое ружьишко или вместо массы товаров два-три фунта чаю или 10 гр. сахару.

В то тревожное время и мелочи разные имели значение, и все мелкие проступки рассматривались как контрреволюционное действие, ибо всякое мельчайшее отступление от общего государственного плана отражалось в той или же иной степени вредно на общей работе власти. Поэтому шли беспрерывные обыски в домах граждан: перерывали все их потроха. У особо подозрительных прощупывалась и земля во дворах и огородах.

Обыски эти вскоре вошли в обычное явление.  Сперва пугавшиеся обысков горожане так привыкли к ним, что при разговоре со знакомыми даже иногда с оттенком некоторой гордости говорили: «А у нас обыск был. А у вас не было? Странно!». На граждан, у которых долго не было обыска, соседи и знакомые смотрели подозрительно недоверчиво, подозревая их агентами ЧК.

В число таких подозреваемых попал и я. У меня долго не было обыска. Но все-таки не избежал этой участи и я. Не миновала чаша сия и меня. 3 декабря 1919 года под вечер явился ко мне некий гражданин в сопровождении красноармейца и предъявил ордер ГубЧК на право производства обыска и ареста меня, если в этом возникнет надобность.

- Пожалуйте, пожалуйте, дорогие товарищи, - встретила их приветливо жена.

Был приглашен квартальный староста. Начался обыск. Перерыли все в сундуках, в шкафу, оглядели тщательно подполье.

- Что вы, собственно, ищете? – спросил я.

- Оружие у вас есть?

- В жизни не бывало. У дедушки покойника, помню, было кремневое ружье, да и то без курка. Мы в детстве им играли.

- А деньги у вас есть?

- Есть. – И я полез было рукой в нагрудный карман пиджака за бумажником, но он остановил меня.

- Нет, уж позвольте я сам. – И он вынул у меня бумажник, где, между прочим, было 45 рублей мелкими купюрами дензнаков Сибирского правительства. Он их разорвал в клочья и бросил, возвратив мне бумажник.

- Зачем вы их разорвали? – спросил я.

- Затем, чтобы поскорее забыли о Колчаке. И к чему они вам?

- О Колчаке я не тоскую. А вот деньги хотел сохранить для коллекции.

Еще во время обыска я спросил позволения поставить самовар, чтобы напиться чаю, так как время было самое чайное.

- Это вы сделаете, когда мы уйдем.

- Да, но я знаю за вами дурную привычку: когда вы уходите после такого визита, то приглашаете с собой и хозяина дома к себе с ответным визитом, который иногда продолжается довольно долгий срок. И в таком случае я могу остаться без чая.

- Это покажут результаты обыска.

Окончив обыск, агент собрался уходить и спросил:

- Вы претензии не имеете?

- Нет.

- Почему?

- Я даже благодарен вам: теперь на меня соседи не будут коситься и пальцами указывать, что у меня не было обыска. Теперь я патентованный.

- Итак, до свидания.

- Позвольте, - остановил я его. – А вы протокол обыска не писали?

- А зачем, когда ничего не обнаружили?

- Вот и напишите, что ничего не обнаружено. С чем же вы придете в ГубЧК? Там могут подумать, что вы обыска не делали и пошлют ко мне вторично производить обыск. И будут меня трепать. Нет. Уж будьте добры написать и дать мне копию. – Я поставил на стол чернильницу и ручку и подставил ему стул.

Он сел, вынул из портфеля бланк заготовленных протоколов, проставил мой адрес, мое и свое имя, прочеркнул места для ответов против вопросов. Мы подписали – и акт готов.

Тем временем жена приготовила самовар.

- Может быть, товарищи, чайку останетесь попить? – предложил я.

- Нельзя при исполнении служебных обязанностей.

- Но ведь вы свою служебную обязанность окончили.

-Все равно. Нас за это греют. – И они ушли.

На вопрос: что ищете, т.е. какой был повод к обыску, агент уклончиво ответил незнанием.

Поводом же к обыску, как я узнал позже, был донос какого-то усердного агента, что якобы у меня скрыто большое количество картофеля, снятого с огорода бежавшего с белыми бывшего начальника таможни И.И.Гриневича. Агент и обращал особое внимание на картофель. Спрашивал, откуда у меня картофель и сколько его.  Картофеля у меня было 30 пудов с коллективного огорода трудового товарищества, где я состоял членом.

- А можете вы это подтвердить документально?- спросил агент.

- Могу.

- Ну, хорошо.

Но он не спросил потом документа, который я взял и который здесь приложен.

Картошку же с огорода Гриневича по его поручению выкопала его родственница – Акулина Павловна. Выкопала ее ранее срока копки и продавала на базаре. И я купил у нее два мешка, которые мне она привезла прямо с огорода, что и дало повод к заявлению на меня в укрывательстве картошки.