Документы о Пугачевском бунте. «Имение же наше без остатку разграблено»: жалобы пострадавших от пугачевцев

Мы продолжаем публикацию архивных документов из фондов Объединенного государственного архива Челябинской области  и Объединенного государственного архива Оренбургской области об истории восстания 1773–1775 гг. на территории Исетской провинции. Следует подчеркнуть особо, что эта публикация стала возможной благодаря помощи сотрудников Объединенного государственного архива Оренбургской области. Содействуя реализации в Челябинской области программы «Документальное наследие Южного Урала XVII–XVIII вв.: возвращая забытое» архивисты из Оренбурга передали сканы документов, в том числе из фонда Оренбургского губернского правления (ОГАОО. Ф. 3).

250 лет назад: на протяжении 1774 г. на территории Исетской провинции развернулись ключевые сражения в борьбе правительственных сил с армией под руководством Емельяна Пугачева. Противоборствующие стороны провели несколько «генеральных сражений», осаждали и брали штурмом города. В Исетской провинции «чудесно спасшийся» «государь Петр Федорович» нашел поддержку значительной части населения: у казаков, крестьян, рабочих горных заводов, у зауральских башкир. Так, например, вольнонаемный работник Златоустовского завода Иван Степанович Трофимов (под псевдонимом Алексей Иванович Дубровский) возглавлял Государственную Военную коллегию[1], а один из предводителей восставших из числа жителей Исетской провинции – Базаргул Юнаев – удостоился от Емельяна Пугачева чина фельдмаршала[2].

Однако для большинства жителей, чью бы сторону они не приняли, военные действия несли угрозу жизни и разорение домашних хозяйств. В феврале 1774 г. многие челябинские обыватели эвакуировались из города вместе с правительственными войсками. А после возвращения обратно они нашли разоренным оставленное имущество.

В таком положении оказалась мещанская вдова Софья Федоровна Мещерякова. С помощью сына копииста в Исетской провинциальной канцелярии она провела целое следствие, выясняя, кто первый продал ее серебряные пряжки. Подозрения ее пали на иподьякона Христорождественского собора, поэтому она обратилась с прошением к его духовному начальству — Тобольскому епископу Варлааму (в миру Василий Петрович Лавровский). Однако, как кажется, и центральные и местные власти не стремились выискивать и возвращать пострадавшим каждую похищенную у них вещь, пусть даже приметную и относительно ценную. Однако благодаря прошению Мещеряковой и их совместному с ее сыном следствию мы знаем о попытке челябинцев сохранить ценности, сложив их в соборе.

В еще более отчаянном положении в июне 1774 г. оказались жители Троицка. 20 мая (1 июня) 1774 г. войско Е. Пугачева взяло штурмом город, его жители, не признавшие власть самозваного императора, были уведены в лагерь, а их дома разграблены. Рано утром следующего дня колонна генерала И.А. Деколонга атаковала сходу спящее войско пугачевцев. Освобожденных троичан генерал проводил в Челябинск.

Среди спасенных под Троицкой крепостью пленных оказалась жена таможенника Наталья Крутова. Из ее «нижайшего доношении» к губернатору рассказывается о гибели мужа-кормильца и разорении семейного имущества. Добравшись до Челябинска, она добивалась выплаты недоплаченного ее мужу жалования.

Возможно, что какое-нибудь колечко, сдернутое с пальчика Крутовой, также как и другие ценные вещи, награбленные пугачевцами в крепостях Троицкой, Магнитной, Степной, Карагайской, в составе личного имущества солдат и офицеров Сибирского корпуса также прибыло в Челябинск. В пользу этого предположения говорит реляция И.А. Деколонга, составленная по итогам боя у Троицкой крепости: «Сверх того [отбит] с множество награбленными вещами обоз, из которого войска, кто мог что захватить, сыто воспользовались за свои труды и усердность к службе ее императорскому величеству»[3].

При знакомстве с публикуемыми документами все-таки следует помнить, что слезливая жалоба — эффективнее, а для получения помощи — не грех и умалить свое положение. Отмечу также, что жалобы пострадавших в ходе событий крестьянской войны, по всей видимости, использовали единые клише для оценки восставших. Это «злодеи», «известные злодеи», «злодейская толпа», «злодейские пугачевские партии». А источником этих формулировок могли быть объявлявшиеся в храмах царские манифесты.

Оба представленных документа рукописные и написаны чернилами. Тексты их передаются с сохранением особенностей орфографии. Запись числительных воспроизведена как в документе. Сообразуясь со смыслом, текст был разделен на предложения, а внутри них расставлены пунктуационные знаки.

Вступительная статья, комментарии и подготовка текста к публикации

кандидата исторических наук, главного археографа ОГАЧО С. А. Кускова

№ 1. «Нижайшее доношение вдовы губернского секретаря, Троицкой пограничной таможни цолнера[4] Дмитрия Крутова жены Натальи Леонтьевой дочери Крутовой» к оренбургскому губернатору Ивану Андреевичу Рейнсдорпу о выплате недополученного ее мужем жалованья.

11 августа 1774 г.[5]

Упомянутой покойный муж мой [губернский] секретарь Крутов, бывшими при известном государственном воре и самозванце Пугачеве, во многочисленном собрании злодеями при разбитии и разорении Троицкой крепости. Будучи тогда для обороны оной на фланге городовой стены убит и разстрелен мая 19 числа нынешнего 1774 года, и в то же самое время я — бедная с прочими из оной Троитской крепости теми злодеями выгната совсем нагая на степь[6]. Имение же наше все без остатку разграблено. А на другой день подошедшим с господином генерал-порутчиком и кавалером Иваном Александровичем Деколонгом войском от оных злодеев мы отбиты и препровождены при войске его превосходительства сюда в Челябинск[7]. Где я и поныне нахожусь в сущем сиротстве без всякого призрения и пристанища и в пропитании себя претерпеваю крайнюю нужду. Токмо заслуженного реченым мужем моим Крутовым за всю генварскую сего года треть и за девятнадцать дней оного мая месяца по Троицкой градской канцелярии жалования, коего из двусотного годового его оклада – причитается семьдесят семь рублев двадцать одна копейка. Как оной муж мой, так и я ничего не получали. Доношение того ради вашего превосходительства во всенижайшей моей покорности слезно прошу пожаловать повелеть объявленное заслуженное мужем моим жалованье на пропитание мне, отколь надлежит выдать. И о том учинить милостивую резолюцию[8]. Августа 11 дня 1774 года вместо вдовы – секретарши Настасьи Крутовой по ее просьбе Исетской провинциальной канцелярии регистратор Афанасий Колесников руку приложил.

ОГАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 141. Л. 117–117 об. Подлинник.

№ 2. «Покорнейшее прошение города Челябы вдовы бывшего переводчика» Софьи Федоровны Мещеряковой Тобольскому Варлааму об украденных у нее во время Пугачевского восстания вещах.

11 мая 1975 г.

В прошлом 1774 году в зимнее время, а в котором м[еся]це не упомню, пред приходом в город Челябу злодейских пугачевских партий, по дозволению тамошнего священника Христорождественской церкви Ивана Задорина, положены были детьми моими во оную церковь пожитки наши для сохранения от злодеев четыре ящика, в числе коих один был с деньгами. В нем оных было семьдесят один рубль сорок копеек да двои серебряные пряшки, из коих были ценою одни со [в]ставками добрых каменьев в двенадцать рублев, другие простые в шесть рублев. Да кошелек серебром шитой в шестьдесят копеек, всего [ценностей в ящике] на девяносто рублев.

Во время бытности злодеев во оном городе Челябе три ящика с прочими пожитками самими злодеями из оной церкви унесены, а четвертый ящик с показанными деньгами и вещами в тож[е] самое время оной Христорождественской церкви дьячком Дмитрием Егоровым Землянициным взят, как точно меня сын мой, находящийся ныне в Исетской провинциальной канцелярии, копиист Михайло Мещеряков присланным ко мне письмом сюда[9] уверяет, что оный дьячок Земляницын пряшки, показанные в двенадцать рублев, кои лежали вместе с показанными деньгами в одном ящике, продал по ухождении злодеев из Челябы солдату, а как его зовут — в письме сыновнем не означено,[10] а значит в том письме, что оно и солдат подлинны[11], дал тому моему сыну показанному копиисту Михаилу письмо (кое у него и ныне имеется) в том, что он подлинно у того дьячка Земляницина означенные пряшки купил, а как муж [у] меня нижайше злодеями смерти предан, от коего осталось при мне детей мужеска пять человек да женска одна, коих от разорения показанных злодеев и дьячковского пришла я в пропитании в крайнее убожество и едва дневную пищу имею. Того ради Вашего преосвященства милостивого архипастыря всенижайше прошу по показанному [для] меня сыновьему уверению в покраже из церкви написанным дьячком Дмитрием Землянициным означенных денег и вещей, где надлежит приказать изследовать,[12] и меня нижайшую удовольствовать и о том учинить милостивую архипастырскую резолюцию[13].

1775 года мая 11 дня сие прошение писал и вместо оной просительницы Софии Федоровой ее просьбой руку приложил Тобольской духовной консистории копиист Никифор Емельянов.

Читал канцелярист Григорей Заборовской.

ОГАЧО. Ф. И-33. Оп. 1. Д. 1. Л. 4–4 об. Копия.