«История снизу»: жизнь и судьба иностранных рабочих и специалистов в СССР в 1920-1930-х годах

 

Предваряя эту статью, приведу цитату из рассказа «Иностранцы» советского писателя Михаила Зощенко: «Иностранца я всегда сумею отличить от наших советских граждан. У них, у буржуазных иностранцев, в морде что-то заложено другое. У них морда, как бы сказать, более неподвижно и презрительно держится, чем у нас. Как, скажем, взято у них одно выражение лица, так и смотрится этим выражением лица на все остальные предметы». Как известно, Михаил Зощенко был замечательным бытописцем, исследователем повседневной жизни людей, их мыслей, чувств, забот и тревог, подмечал самые значимые и незначительные стороны характера, поступков, мыслей, культуры, традиций отдельного человека и целых народов. И его литературный герой хоть и грубо, но метко и остро подметил кое-какие тонкости, характеризующие отдельных иностранных граждан, приезжавших в СССР в начале советской эры. К этому же времени относится наше исследование, а его предметом станет повседневная, обыденная жизнь иностранцев в СССР в 1920–1930-е годы и ее отражение в документах Объединенного государственного архива Челябинской области и авторских интервью. А также рассмотрим повседневную производственную и социальную советскую действительность глазами носителей другой культуры, другого менталитета – иностранных граждан. Иными словами – «история снизу»: жизнь и судьба иностранных рабочих и специалистов в СССР в 1920-1930 годы.

После Первой мировой и Гражданской войн в России остались сотни тысяч военнопленных, беженцев из тех районов страны, которые по Брестскому миру отошли другим европейским государствам; китайские и корейские рабочие, прибывшие в Россию на заработки во время Первой мировой войны. Многие из этих категорий людей воевали в Красной Армии, были интербригадовцами, адаптировались, приняли советское гражданство. К примеру, были среди них Эрнест Валлох, чех по национальности; серб Петр Скачавич и другие бывшие военнопленные, женившиеся на русских девушках. В 1920 году, по данным переписи, в Челябинской губернии проживали, кроме коренного населения, немцы, финны, латыши, литовцы, поляки, евреи, румыны, корейцы, персы, сербы, боснийцы, итальянцы, турки, греки, шведы, хорваты, даже один сириец и один голландец[[1]].

Другая группа иностранцев в СССР – это политэмигранты из разных стран, вдохновленные призраком коммунизма. В Челябинске был детский дом имени Карла Либкнехта и Розы Люксембург, который возглавляла политэмигрантка из Германии Лотта Пулевка, самоотверженно работавшая ради спасения от голода советских детей во время голодомора в 1921-1923 годах. Лотта так прониклась этой трагедией, что перед отъездом из Германии сама ходила с тележкой по домам немецких бюргеров и собирала для ребятишек продукты питания, предметы обихода, одежду, посуду, даже удалось достать стиральную и швейную машинки. Причем она постаралась найти фарфоровую, эмалированную посуду с детской символикой, а не оловянные солдатские миски и ложки; попросила немецких женщин сшить и вышить для девочек фартучки. Когда группа Межрабпома приехала в Москву, Лотта Пулевка побывала в больницах, где лежали опухшие от голода люди, и спрашивала себя: смогу ли я работать в чужой стране, в тяжелых условиях, не зная языка. И сама себе ответила: да, я еду в Челябинск, чтобы заботиться о детях, дать им все, что сама могу и имею. И работала Лотта в Челябинске на совесть, неся настоящую европейскую культуру маленьким гражданам страны Советов[[2]].

Многие политэмигранты работали в советских учреждениях, на предприятиях, в сельском хозяйстве. Недалеко от Челябинска, в селе Пинаево, немецкие коммунисты-политэмигранты организовали колхоз. После ликвидации голода 1921-1923 годов в Пинаевском колхозе работала и Лотта Пулевка. Правда, колхоз просуществовал недолго и распался, немецкие коммунисты-политэмигранты разъехались по стране.

Но были среди политэмигрантов и такие, как Макс Гёльц, который еще будучи в тюрьме в Германии очень сытно и привольно жил за счет средств МОПРа, т.е. взносов полуголодных советских рабочих и крестьян, отдававших свои последние рубли ради мирового пролетариата и мировой революции. Эмигрировав в СССР, он ездил по российским городам и весям, выступая с пламенными речами и призывами. В марте 1931 года Макс Гёльц побывал на Урале, посетил Челябинск, Копейск, Магнитогорск, выступал перед рабочими ЧТЗ, которые его радостно приветствовали как самого отважного, смелого революционера, подвергшегося репрессиям со стороны капиталистов. Его имя было присвоено трем ударным бригадам Тракторостроя, тракторостроители обещали дать имя Макса Гёльца второму опытному трактору, который сойдет с конвейера нового завода[[3]].

Позднее, в конце 1920-х – начале 1930-х годов, наиболее многочисленной группой иностранцев стали специалисты, приглашенные на строительство объектов промышленности и в сельское хозяйство, а также рабочая иммиграция, застигнутая экономическим кризисом, охватившим практически все страны мира. Об организации систематического привлечения иностранной технической помощи и специалистов для работы на строящихся советских предприятиях говорилось на апрельском пленуме ЦК ВКП(б) в 1928 году. А ХVI съезд ВКП(б) в 1930 году принял решение о расширении практики посылки советских специалистов для обучения за рубежом и о приглашении рабочих и специалистов в СССР для использования их опыта и знаний на промышленном производстве. Так что приезд в СССР иностранных специалистов являлся необходимостью, признанной ВКП(б). Иностранных специалистов и рабочих приглашали, вербовали, нанимали строить социализм. Правительство Советского Союза делало все, чтобы дать возможность рабочему классу Запада через своих делегатов убедиться, что СССР есть то рабочее государство, за которое им стоит драться и которое стоит защищать от посягательств капитализма.

Рассмотрим категорию специалистов, приехавших по рабочему контракту на возведение новых промышленных объектов. На строительстве ЧГРЭС, а потом и второго ЧГРЭС (строительство до конца не было осуществлено), Челябинского тракторного завода, Магнитогорского металлургического комбината, Саткинского завода «Магнезит», Златоустовского металлургического и инструментального заводов работали иностранные специалисты из Германии, США, Чехословакии, Австрии, Англии, Болгарии, Югославии[[4]].

Хотя события происходили почти 90 лет назад, челябинцы и магнитогорцы до сих пор помнят и могут указать, где жили иностранные инженеры, работавшие на ЧТЗ, на ММК. Так, один из руководителей проектной группы "Альберт Кан Инкорпорейтед" американский инженер Калдер и его сотрудники жили в центре города в специально построенном для этой цели в 1928 году двухэтажном особняке с ваннами, камином, бильярдом и другими удобствами. Шикарный особняк из красного кирпича очень выделялся на фоне общего неблагополучия с жильем. Остальные контрактники жили в домах попроще. Это так называемые дома инорса в Тракторозаводском районе. Инорс – это аббревиатура института норм и стандартов в строительстве. Но именно этот институт спроектировал жилье повышенной комфортности, куда и заселили иностранцев: квартиры с ванной комнатой и даже с маленькой комнатой для прислуги. Не то, что бараки и землянки, в которых жили первостроители ЧТЗ или ЧГРЭСа, Ферросплава.

На ЧТЗ контрактников было примерно 180 человек, с семьями – более 300[[5]]. На строительстве Магнитогорского металлургического комбината трудились примерно 200 иностранных специалистов, с семьями – более 350 человек[[6]]. По контракту им обещали работу по специальности, большую часть зарплаты в валюте, комфортное проживание, медицинское обслуживание и другие блага. Многие из специалистов ехали в Россию не только за длинным рублем, но и с глубокой симпатией к первому в мире пролетарскому государству и с надеждой, что их производственный опыт может пригодиться русским рабочим. По рассказам ветерана ЧТЗ Эдуарда Соболева для иностранных специалистов был построен клуб со столовой и рестораном, они создали свой симфонический оркестр, который играл для них в клубе. Был специальный магазин с дефицитными продуктами и товарами, квартиры оплачивались по более дешевым тарифам, чем жилье местных работников.

За время работы на ЧТЗ в 1931-1934 годах большинство иностранных специалистов, исключая 4-5, выполняли производственное задание на 115-120 процентов, ряд товарищей работали по-ударному. За восемь месяцев 1934 года от иностранных специалистов поступило 152 рацпредложения, большинство из них внедрено в производство. Немецкие рабочие Озет, Лерхер, Ульрих, мастер Гамола на конкурсе мастерства ЧТЗ заняли 1-е места[[7]].

В Магнитогорске среди иностранных рабочих было развито стахановское движение, и они очень гордились этим. На ММК было 68 стахановцев-иностранцев. Лучшими считались болгарские и немецкие рабочие. Так, стахановец Ротт выполнил норму на 210 процентов, Пианский – на 231 процент, Шреттер – на 290[[8]]. Магнитогорские стахановцы написали брошюру «Почему мы приняли советское гражданство», где они утверждали, что время жизни в СССР – это годы наилучшего и поучительного политического и общественного воспитания[[9]]. Кстати, партийный комитет предприятий, курировавший вместе с НКВД работу и жизнь иностранных специалистов, поощрял переход в советское гражданство. В 1934 году на ММК 80 иностранным рабочим выдали советские паспорта. На собрании новоиспеченные советские граждане с радостью сообщили об этом. Кроме этого, работала комиссия по переводу членов иностранных коммунистических и социалистических партий в ВКП(б). Членами ВКП(б) становились не только рабочие, но и инженеры. На ЧГРЭСе сразу 16 человек подали заявления о переходе в ВКП(б): чешские специалисты Карл Крим, Богуслав Махачек, Карл Влчек, Рудольф Тихий, Богуслав Шальдо, австрийский специалист Михаил-Франц Нойбауэр и другие. На ММК членами ВКП(б) стали американские инженеры Франц Герцог, Франц и Ида Путшер[[10]]. Известно, что будущий генеральный секретарь Социалистической единой партии Германии (ГДР) Эрих Хоннекер тоже работал на возведении гиганта металлургии.

Для иностранных рабочих действовали кружки по изучению русского языка, кружки политграмоты, технической грамоты, даже жены специалистов посещали различные кружки. Была библиотека с иностранной литературой. Все это в первые годы жизни в СССР вдохновляло иностранцев.

Но работали западные специалисты в трудных для них условиях советского производства, когда оно больше опиралось на природную сметку, сообразительность и золотые руки русских людей да еще на авральную систему, чем на соблюдение правильной технологии, четкость, организованность и деловитость. Поэтому очень часто привычки и амбиции представителей иностранных фирм, их педантизм, стремление неукоснительно следовать нормативам и инструкциям трудно уживались с советским менталитетом, ориентированным на скорейший ввод в эксплуатацию объектов.

Из письма Альберта Кана, директора проектной фирмы: «Из 300 работников очень немногие являются опытными. Большинство имеет небольшой стаж, а многие являются просто учениками. Если бы какая-то деловая организация в Соединенных Штатах или в какой-либо другой стране имела такой состав работников, то не прошло бы и нескольких месяцев, как эта организация потерпела бы банкротство»[[11]].

Действительно, очень скоро стала заметна непроходимая пропасть между иностранными и советскими тружениками. Иностранные специалисты, привыкшие у себя на предприятиях к четкому ритму работы, к дисциплине, к культуре производства, столкнулись с хаосом, с авралом и штурмовщиной, невыполнением элементарных, привычных для них правил труда со стороны большинства местных тракторостроителей, металлургов. Бывало, что это приводило к сложным ситуациям и даже конфликтам.

Ветеран ЧТЗ Николай Шилов рассказывал: «Когда на опытном заводе начинали осваивать производство гусениц, американец пытался сделать все по технологии, чертежам, но что-то не выходило. Тогда мы сами взялись за дело. И пошло. Быстро освоили. Вместо положенных, к примеру, двух недель, за одну неделю. Американец от злости плюнул и сказал: я больше не приду».

Иностранцы не понимали советского энтузиазма, когда под гармошку и песни устраивали вечерние и ночные субботники, а утром все шли на свои рабочие места. Не понимали, как можно жить в квартирах без электричества, горячей воды и мебели. А наши рабочие, видя исключительные по тем временам условия жизни, созданные для иностранных специалистов, возмущались этим и завидовали. Русские девушки считали за счастье подружиться, а лучше стать возлюбленной или женой иностранного специалиста: сразу можно обзавестись дефицитными товарами (в стране тогда была карточная система), жить в благоустроенной комнате. Иностранцы тоже быстро поняли свои преимущества. Некоторые из них стали подторговывать дефицитом из спецмагазина[[12]].

Но все же иностранные специалисты главным своим делом в СССР считали работу и требовали от работодателей уважения к своему труду и создания условий для нормального труда и жизни. Не получая этого в полной мере, не боялись писать в газеты, обращались к руководству заводов и областной власти. В архиве сохранилось не одно письмо иностранных специалистов с жалобами в обком партии тогдашнему секретарю Рындину и в Магнитогорский горком секретарю Хитарову. Иноработники ЧТЗ, к примеру, писали, что их опыт мало используется, перестали действовать кружки политической и технической грамотности, русского языка; в подъездах домов, где они живут, нет электричества, отсутствует культурное обслуживание, из библиотеки сократили работника, который сотрудничал с ними; квартиры недостаточно меблированы, в середине года их детям отказали в устройстве в школу, зарплата задерживается и выплачивается в рублях. Медицинское обслуживание на низком уровне. Одному рабочему вместо перелома ноги лечили вывих. В результате специалисты начали увольняться с предприятий, не окончив контракт[[13]]. На ЧТЗ к 1934 году уволилось 36 человек (30 процентов), из них по собственному желанию 25 (8 высококвалифицированных рабочих 7-8 разрядов). На ММК даже была забастовка иностранных рабочих и специалистов по поводу невыдачи зарплаты и плохих бытовых условий.

Словом, контракт обещал одно, а в действительности оказалось совсем по-другому. И об этом откровенно говорили иностранные специалисты на собраниях. К примеру, в феврале 1935 года квалифицированный рабочий, член Коммунистической партии Германии Мильке сказал: «Я, старый рабочий, с большим стажем в компартии, если уеду в Германию и буду выступать там на собраниях, расскажу всю правду, как в действительности плохо живут рабочие в России. Безработные в Германии живут в тысячу раз лучше, чем здесь. Здесь рабочий не имеет никакого права вообще, все диктуется одним человеком, и рабочий должен танцевать под дудку притеснителя»[[14]].

Иностранцам непонятна была наша безалаберность, которую они постоянно критиковали и искренне пытались искоренить. Выступая на собрании, мастер модельного цеха ЧТЗ Розен говорил: «У нас на тракторном заводе получается так: с нами говорят и поднимают энтузиазм только к тому или иному празднику вместо того, чтобы налаживать постоянную хорошую работу на производстве. Ведь нельзя же между праздниками ничего не делать. Полное отсутствие света в квартирах иностранцев. Нам приходится устраивать из консервных банок лампы, которые мы называем “наш ЧГРЭС”»[[15]].

Из выступления слесаря Ланцера: «Медобслуживание у нас плохое, больные заявляют, что скорее умрут, чем пойдут в больницу. Если устранить все отмеченные неполадки, то никто обратно за границу работать на капиталиста не поедет, все останутся в Советском Союзе»[[16]].

Советское руководство очень хорошо понимало, сколь бесценен в то время и в тех условиях был опыт иностранцев, и дорожило их работой, по-своему заботилось о них. Об этом говорят специальные постановления партийных, профсоюзных организаций, строго обязывающих руководство заводов, различные службы города по-особому относиться к иностранным гражданам, чтобы те почувствовали преимущества социалистической системы и интернациональное братство. Приведем несколько постановлений Челябинского обкома и Магнитогорского горкома ВКП(б): «Предложить бронировать к дням выдачи зарплаты соответствующий денежный фонд специально для расплаты с иностранцами. 24 января 1933 г. Секретарь Магнитогорского бюро Хохлова»[[17]].

Из постановления бюро Челябинского обкома ВКП(б): «Надо обеспечить бесперебойным электроснабжением два дома иностранных специалистов. Организовать одну палату в больнице специально для иноработников. Прикрепить двух врачей для обслуживания иностранных рабочих и специалистов. 15 августа 1934 г.»[[18]].

В 1933 году в связи с плохим бытовым обслуживанием иностранных кадров секретный и довольно резкий приказ издал Наркомтяжпром СССР о работе и условиях труда иностранных специалистов на предприятиях отрасли. В нем говорилось о немедленном улучшении производственных и бытовых условий иноработников. Ответственность за использование иноработников на предприятиях и в хозорганах возлагалась персонально на технических директоров и начальников цехов с оставлением за директорами предприятий и руководителями хозорганов общего руководства работой по инокадрам. Приказ подписал заместитель наркома тяжелой промышленности СССР Каганович.

Но в Советском Союзе устранить множественные недостатки в работе, в быту было просто невозможно. Те, кто приехал за большой валютой, испытали разочарование и уехали обратно. Представители фирм по окончании контракта тоже отправились восвояси. Только борцы за интернациональную идею остались в наших местах, сохраняя верность пролетарскому единству.

На строительстве промышленных объектов трудилась и другая группа иностранных рабочих – более многочисленная, чем специалисты-контрактники. Это перебежчики, в основном из ближних стран – Польши, Финляндии, искавшие в СССР работу, лучшую долю, убегавшие от экономического кризиса. Большей частью они переходили границу нелегально, многие жили без советских паспортов, рассчитывая в будущем вернуться на родину или при достойной работе и зарплате остаться в СССР. Среди них были сапожники, портные, слесари, каменщики, маляры, садовники. Не у всех была высокая квалификация, но они трудились на различных предприятиях Южного Урала, в сельском хозяйстве, заполняя свободные рабочие места. Советское государство практически не обращало на них внимания, кроме органов НКВД. В отличие от иностранных специалистов семьям перебежчиков не предоставляли благоустроенное жилье, они обитали в бараках, землянках, в лучшем случае – снимали комнаты в квартирах, словом, жили так же, как и местные рабочие. Гастарбайтеры были неприхотливы и не требовали себе особых условий. Писатель Зощенко никогда бы не подумал, что перед ним иностранцы.

Но время неумолимо приближалось к часу Х. В 1933 году в Германии к власти пришел Гитлер, атмосфера в Европе накалялась, в воздухе запахло войной. Советские партийцы и НКВД начали косо посматривать на иностранцев как на пятую колонну, несмотря на то, что они много сделали для индустриализации страны, помогли построить и запустить в эксплуатацию гиганты промышленности. Наступил 1937 год, урожайный для НКВД, время охоты на  ведьм, сбора кровавого урожая. Одними из первых приняли на себя удар иностранцы, хотя многие из них уже были советскими гражданами. И в этом случае уже не разбирали – высококлассный специалист или просто гастарбайтер. Брали без разбора. «Аресты корейцев, китайцев, поляков, итальянцев, перебежчиков госграницы и других проводились без наличия компрометирующих материалов. Все арестованные механически зачислялись в категорию шпионов и с применением зверских методов допроса конвейерной системы все арестованные превращались в шпионов и по альбомному утверждению расстреливались. Дело с арестом финляндских перебежчиков доходило до казуса, т.к. точного учета перебежчиков в 3-м отделе [НКВД] не было, работники не знали, где живут и работают перебежчики, а так как финны были в большинстве мозаичники, маляры, белильщики, ходили по городу с работы на работу в спецодежде, с кистями, их по этому признаку задерживали на улицах города курсанты и доставляли в УНКВД» – впоследствии писал бывший сотрудник НКВД Павел Куликов[[19]].

В архиве хранятся архивно-следственные дела периода Большого террора (фонд Р-467). Среди них огромное количество дел на выходцев из зарубежных стран: Валлох Эрнест Францевич, чех из Вены, образование высшее, работал представителем Орского комбината, арестован 2.02.1937, осужден 15.07.1937 года на 3 года ИТЛ, с 1941 года находился в трудармии Челябметаллургстроя; Августин Курт Вильгельмович, из Германии, немец, член ВКП(б), работал в термической мастерской ЧТЗ, приговорен к ВМН, расстрелян 31.12.1937 года; Аги Моисей Израилевич, из Варшавы, еврей, член ВКП(б), образование высшее, работал на ЧТЗ начальником испытательной станции, приговорен к ВМН, расстрелян 2.01.1938 года; Адриан Елизавета Генриховна, из Германии, немка, домохозяйка, осуждена на 8 лет ИТЛ как жена врага народа; Паавола Тойво Эмильевич, из Финляндии, финн, беспартийный, работал в артели «Одежда» в Златоусте, приговорен к ВМН, расстрелян 10.03.1938 года; Божо Степан Осипович, из Австро-Венгрии, мадьяр, работал на Карабашском медеплавильном заводе чернорабочим, осужден к ВМН, расстрелян 17.04.1938 года; Бонами Альберт Исакович из Египта, еврей, беспартийный, переводчик на Магнитогорском металлургическом комбинате, приговорен к ВМН, расстрелян 8.10.1938;  Ким Дай-Гю, из Кореи, кореец, член ВЛКСМ, образование высшее, работал инженером-исследователем на ММК, приговорен к 10 годом ИТЛ 16.01.1938 года, Пулевка Лотта, из Германии, немка, с 1941 года находилась в ссылке в Казахстане[[20]], и другие.

Многие годы тема участия иностранных специалистов в социалистическом строительстве в годы первых пятилеток была под запретом. Однако следы их работы не сотрешь. Кроме объектов промышленности, в Челябинске иностранными спецами в начале 1930-х годов была спроектирована и построена школа № 48, те самые инорсовские дома, в которых они жили и другие объекты. По горячим следам в тридцатые годы Советская страна высоко оценила вклад иностранных специалистов в индустриализацию промышленности, наградив многих из них советскими орденами и медалями.  

Елена Рохацевич, ведущий археограф ОГАЧО